Валерия Лагутина - Игры Богов. Любовь, Ненависть и Месть

Проходя через разноцветные стёкла, солнечные лучи оставляют на мраморном полу мерцающие блике. Вьющиеся по колонам лианы с огромными цветами собираются зелёным ковром под высоким куполом дворца. Толстые стены сохраняют прохладу и свежесть, а цветущие растения распыляют тонкой волной нежнейшие ароматы. Гулким эхом раздаются далёкие шаги закованных в латы воинов и весёлый смех придворных дам. Журчание фонтанов и шелест заблудившегося в покоях ветра смешивается со звуками струн арфы и щебетом порхающих между цветов птиц.

Распахиваются широкие, покрытые золотым узором, двери и группа балтийских купцов неуверенной походкой заходит в тронный зал и тут же пестрящее разнообразие красок бросается в глаза поражённых роскошью северян. Привыкшие к серым блёклым холщовым одеждам и природной скромности своего края, их глаза на мгновенье жмурятся от игры цветов шёлковых одеяний и блеска драгоценностей, сверкающих всеми цветами радуги и опускают взгляд на мраморный, сверкающий от разноцветных зайчиков, пол.

–Наши гости, видимо, шокированы?– приводит купцов в себя могучий баритон Владыки, гулом раздающийся в круглой зале.

Лёгкий смешок перерастает в мощные раскаты и, повторяемый эхом, заполняет весь купол здания, выплёскиваясь в многочисленные коридоры. Кажется, даже колонны содрогаются от раскатистого гула и вот-вот пустятся в пляс.

Разбуженные шумом птицы суетливо взлетают с верхушек лиан, пестря мелкими крылышками и встревоженно щебеча.

Вдруг наступившая тишина заставляет купцов оторвать от пола взгляд и удивлённо оглядеться вокруг.

Мужчины, женщины, снова мужчины, снова женщины. Боги мои, сколько же их здесь? Торвальд останавливает взгляд на статном мужчине с поднятой ладонью, Владыке, затем переводит его чуть ниже, к лежащему у ног Владыке на золотой цепи зверю с длинной зубастой пастью, покрытому чешуёй.

–Мне сказали, вы привезли диковинные дары с севера, – продолжает Владыка, – но пока что вы сами вызываете удивление не только своим видом, но и поведением.

– Простите, сир, – встаёт на колено Торвальд, – но я и мои, – показывает он на купцов, – друзья так поражены великолепием твоего двора, что потеряли дар речи.

– Я вижу много сундуков, – встаёт мужчина с трона и спускается по мраморным ступеням к гостям. – Что за сокровища ты прячешь в них?

Слегка поклонившись, Торвальд открыл сундук и мастерски встряхнул шкурку чернобурой лисы, распушив каждую её шерстинку:

– Дары севера. Меха мягкие и пушистые, словно волосы твоих прекрасных женщин!

По залу разносится гул одобрения, вызванный такой похвалой. Однако, Владыка, небрежно взяв шкурку, проводит по ней рукой и бросает следующему за ним рабу:

–Зачем мне меха? В моей стране вечное солнце! – говорит он, надеясь смутить хвастливого купца.

Но тот, ничуть не смущаясь, распахивает второй сундук:

–Солнечный камень, – и, запустив руку внутрь, загребает пригоршню сверкающих камней, медленной струйкой высыпая их обратно.

И, к его величайшей радости, глаза Владыки начинают жадно блестеть. Наклонившись над сундуком, он выбирает один, самый большой камень, с застывшей внутри него крылатой мошкой и внимательно рассматривает его. Ему кажется, что каждая прожилка на крылышках насекомого, каждый волосок на её мелком тельце вот-вот оживут и она, открыв жёлтые глаза, взмахнёт и вылетит из своего заточения.

– Что это?– удивлённо спрашивает сир.

–Это?– Наклонив в знак уважения голову, купец протягивает ладонь и берёт камень в свою руку. – Это самый редкий экземпляр, повелитель. Тысячи лет назад эта мошка попала в ещё жидкую каплю смолы и не смогла выбраться. Годы и вода затвердили её, и теперь она может стать единственным, уникальным ювелирным украшением, достойным самой прекрасной женщины на свете.

– Я прикажу сделать из него перстень для моей жены, – громко провозглашает Владыка, рассматривая это сохранённое веками чудо.

– А это, – указывает Торвальд на следующий короб, – особый дар.

Он встаёт рядом с самым большим сундуком и подзывает к себе двух купцов. Те осторожно отпирают переднюю стенку ящика. В темноте слышится шуршание и тихие звуки. Стоящие вдоль стен люди с любопытством вытягивают шеи, стараясь рассмотреть, что же внутри. Владыка хочет наклониться, но Торвальд знаком останавливает его и тихонько стучит по крышке. Ещё чуть-чуть и на пол горделиво ступает мохнатая рыже-белая лапа, затем появляется рыжая мордочка с чёрным носом и с ушами, увенчанными кисточками. И вот величественная большая кошка с пятнистой спиной, прикованная за одну заднюю лапу золотой цепью к коробу, выходит и, свирепо скаля острые зубы, оглядывается по сторонам.

–Рысь. Дикая северная кошка, – коротко представляет её Торвальд и, поклонившись, отходит чуть назад.

Владыка восхищённо обходит вокруг рычащего на него зверя и, повернувшись к замершим от удивления и страха придворным, громогласно выносит вердикт:

– Она прекрасна!

– Она прекрасна, прекрасна, прекрасна, как прекрасна, – шепчутся между собой восхищённые люди.

– Она прекрасна, – повторяет Владыка, обращаясь к купцам и в этот момент Торвальд, чувствуя себя на вершине славы, понимает, что не зря столько лет терпел унижения, исполняя прихоти придворных Владыки, добиваясь тем самым быть представленным ко двору. И уж теперь – то он своего не упустит и звонкие монеты золотым дождём польются из их карманов в его закрома.

По колыхающимся волнам золотой нивы ковыля медленно бредёт Старик с кривым посохом в руке.

Так же, как и много лет назад, когда нашёл он странное дитя в пещере и упокоил его мать, легка поступь его усталых от долгой ходьбы ног, ясен пробивающий темноту взгляд голубых глаз, светла дума мыслей его.

Брат говорил ему избавиться от этого ребёнка. Он что-то увидел тогда в ней. И это пугало его душу. Но Старик настоял на своём и отнёс младенца в племя славличей. «Они добрые, – сказал он тогда, – и вырастят её в доброте и послушании. И, какое бы ни было заложено в ней зло, если таковое и есть, оно искорениться само по себе до её зрелости».

И вот теперь её украли.

За несколько месяцев до полного очищения.

В том, что это были иирки, Старик не сомневался. Только они способны на такое коварство. Да и внезапное исчезновение из племени Ратибора явно указывало, что тут не обошлось без его вмешательства.

И это – то и беспокоило старца. Ещё слабое, не окрепшее сознание девушки под влиянием нового, дикого и злобного племени, могло вспомнить своё предназначение и перевернуть с ног на голову устоявшийся столетиями мир.

А, может быть, наоборот? Её светлая душа изменить их гниющую натуру?

Брат был сильнее его. Он мог видеть сквозь время. Что увидел он тогда в голубых глазах младенца?