Марк Арен - Наследник

– Почему только частные коллекции? А Академия художеств? А запасники Русского музея, вы о них не подумали? – вопросительно взглянула на мужчин Катя.

– Подумать-то подумали. Да кто нас туда пустит? – ответил Ким.

– Моя сестра, – ответила Катя. – Я постараюсь вам помочь.

Созвонившись с сестрой, Катя уладила все за пять минут и прямо из университета повела своих гостей в Академию художеств.

Стояла та самая погода, из-за которой Петербург до сих пор слывет местом, малопригодным для жизни. Пронизывающий ветер гнал по брусчатке поземку и раскачивал фонари, уже понемногу тлеющие мертвенным светом, потому как надвигались ранние зимние сумерки. Майкл взял Катю под руку, и та, невольно прижавшись к нему от ветра, вновь ощутила знакомое по Токио пьянящее ощущение спокойствия и комфорта.

А Андрей шагал впереди, и полы его плаща развевались и хлопали, как крылья. Прохожих на набережной не было, точнее, почти не было. Над плотным потоком машин висела дымка, сквозь которую на другом берегу желтело здание Адмиралтейства…

В вестибюле их встретила Даша. В синем рабочем халате с засохшими каплями гипса и красок, да еще и в косынке, туго охватывающей волосы, она меньше всего походила на профессора академии.

Катя представила ей Андрея и Майкла.

– А вы знаете, что у нас тут хранятся рисунки Брюллова? – спросила Даша, стягивая желтые резиновые перчатки. – Итальянского периода с видами Петербурга, написаны по памяти. Я даже бросила мастерскую, как только вспомнила о них. Идемте посмотрим вместе. Меня заинтриговало название вашей выставки. Думаю, зритель к вам пойдет косяком, как рыба на нерест.

Они задержались в хранилище рисунков до позднего вечера, пытаясь отыскать все этюды Брюллова. Попутно нашлось множество других замечательных работ, как живописных, так и графических, вполне отвечающих идее проекта. Андрей, не переставая, уточнял и развивал замысел выставки, который все более захватывал воображение Даши, и она, несмотря на поздний час, стала обзванивать всех, кто мог бы принять в ней участие. А Катя и Майкл бродили вдоль стен, густо увешанных картинами выпускников Академии. Они почти все время молчали. Трудно сказать, думал ли о чем-то Майкл, в то время как Катя убеждала себя не думать о нем…

Расставаясь, они договорились на следующий день отправиться всем вместе в Рождествено. Там, в усадьбе Набокова, была выставлена самая большая коллекция ученических работ Федора Васильева. Чтобы не тратить время на лишние переезды, Катя решила заночевать у сестры. Живя в одном городе и даже в одном районе, они редко встречались в последнее время. И поэтому, оказавшись вдвоем, всю ночь проболтали на кухне. Говорили обо всем. Но только к концу разговора Даша, как бы невзначай, спросила:

– Он женат?

– Кто? – сделала вид, что не понимает, Катя.

– Не прикидывайся, – взглянув на сестру, сказала Даша.

– А зачем мне знать? – отмахнулась Катя.

– Он влюблен в тебя, – накрыв рукою Катину ладонь, сказала Даша, – я это вижу. Смотри, не обожгись. Потому как на сей раз тебе нравится это. Нравится не потому, что в тебя влюблены. О нет, это было бы для тебя слишком просто. А потому, что в тебя влюбился именно он. Не Пашка Мельников, не Деев, не Андрей. А Майкл. Да Господи, о чем я говорю. Ты не поверишь, но за эту пару дней у тебя изменились глаза.

Катя удивленно посмотрела на сестру.

– Да, да, – тебе это просто не видно. И я знаю, почему это так. Потому, что он тот, кто тебе нужен. Именно это написано в твоих глазах. Возможно, умом ты этого пока не поняла. Но душой уже знаешь. А глаза – это зеркало. Говорят же, что цена настоящего мужчины проявляется в спокойствии в глазах его женщины. Вот они, наконец, у тебя успокоились. Значит, это твой мужчина.

– А раньше какие были мои глаза? – спросила ее Катя.

– Как у потерянной собаки, – глядя почему-то в сторону, глухо ответила Даша и тут же продолжила: – Но это лирика! Будь бдительна и осторожна и, главное, не обожгись!

– Не бойся, не обожгусь, – ответила Катя. – А обожгусь, согреюсь.

Даша удивленно взглянула на сестру. Такой ее она видела впервые.

Утром Майкл с Андреем заехали за ними на арендованном стареньком джипе. Как обычно, когда девушки выезжали за город, за ними увязалась охрана. Когда они отъехали от дома, Майкл глянул в зеркало и сказал:

– Кажется, за нами «хвост».

– Следят, но не за нами, – ответила Катя, – а за тем, чтобы с нами чего не случилось.

– В России телохранители есть даже у профессоров и художниц? – подняв брови, спросил Майкл, прибавив газу. Поминутно косясь в сторону навигатора, он довольно уверенно выбрался из центра. Андрей, сидя рядом с ним, вертел головой, словно ребенок, впервые попавший в большой город. И все спрашивал, поворачиваясь к Даше: «А это что за дом? Модерн? Неужели новодел? Но вот это здание, это же точно модерн? Как, тоже переделка?» А она рассказывала, как были загублены все памятники архитектуры, от которых остались только фасады, да и те изрядно обновленные.

Промчавшись по шоссе, джип сбросил скорость и плавно покатился к посту ГАИ, стоящему на городской границе. И здесь идущий у них по пятам «гелендваген» ушел в отрыв. Майкл тут же дал по газам, но Катя коснулась его плеча:

– Не надо. Они знают, что делают.

Проехав мимо поста, они поехали по шоссе, то разгоняясь на ровных участках, то снижая скорость там, где дорожное полотно было разбито, словно после обстрела. За сугробами на обочинах чернели голые деревья с обрезанными ветками. Вид за окнами был угрюмым, неприветливым. Наверно, чтобы сгладить впечатление, Даша принялась рассказывать, как красиво выглядят окрестности Петербурга весной, а еще лучше – осенью. Особенно карельское направление с сопками и озерами.

В Рождествено Майкл вышел из машины, счастливо улыбаясь.

– Хорошо-то как! – глубоко вздохнув, сказал он и, разведя руки, словно желая обнять все, что их окружало: и укрытую снежным покрывалом равнину, и вековые сосны подле старинной церкви, и нарядный голубой особняк с белыми колоннами, возвышающийся на холме за речкой, и саму речку, застывшую среди белых обрывов, продолжил: