Николай Захаров - Авантюристы. Книга 1

– Кому это?

– Командующему второй воздушной. Вернее его адъютанту гауптману Кампферу. Дешево, очень дешево. Всего за сто тысяч марок, а там на миллионы. Музейные же вещи. Ну и там еще был ящик с разной мелочью. Канделябры, статуэтки там всякие и пара мушкетов в коробке дубовой. Это мы совсем за дешево отдали. Всего за 10-ть тысяч.

– Рейхсмарок?

– Да,– кивнул Мольтке.

– С Зауэром поделились, конечно, по братски?

– Разумеется. Он получил свои 20-ть процентов, как мы и договаривались. Пять тысяч марок.

– Что-то арифметика тут захромала у вас или я что-то не дослышал? Пять тысяч – это меньше пяти процентов от всей суммы, герр гауптман.

– Да, но Зауэр про это не знал. Сделку осуществил я и деньги получал приватно тоже я. Зачем ему столько денег? И потом, все равно погиб.

– Логично и резонно, а главное – справедливо. Значит, вы по-мародерствовали от души в Минске?– Мольтке потупился.

– Вас уже за это только полагается расстрелять перед строем или повесить другим в назидание,– Мольтке затрясся опять, но Мишка похлопал его по плечу и успокоил:

– Я обещал закрыть глаза на мелкие шалости. Рассказывайте дальше.

– Это почти все. Просто когда мы от ящиков этих избавились, то оказалось что в них до нас порылись свиньи…

– И кто же это?

– Унтер-офицер Мюллер и рядовой Харникер.

– Ну, первый-то известная свинья,– кивнул Мишка.– Как попались свиньи?

– На них донес рядовой Винтер.

– Молодец. Вот радость-то была у всех в батальоне! И что он донес?

– Что они набили ранцы всякой всячиной. Ну, и этими камнями. Вы сказали шкатулка. Нет – это не шкатулки – это хорошо обработанные камни, монолитные – в количестве шести штук и служащие, очевидно, подставками или украшениями сами по себе. Резные, с фигурками затейливыми. Все одинаковые, как из-под штампа. Очень красиво.

– Шесть?

– Да, герр штурмбанфюрер. Одну я, как положено, отдал Зауэру, а пять взял себе.

– Ну да, не отдавать же рядовым.

– Их я наказал за мародерство.

– Как?

– Отправил с маршевой ротой на фронт. С первой же.

– Строго, но справедливо. Солдат должен воевать, а не ползать по подвалам в поисках спрятанных ценностей, чтобы набить ими свой ранец. Где камни?

– Продал все тому же Генриху Кампферу. Адъютанту командующего. Совсем дешево отдал. Всего за пятьдесят тысяч.

– Да вы, я вижу, коммерсант, герр гауптман. Купи-продай.

– Только "продай", герр штурмбанфюрер.

– Ну да, я и забыл, что покупать вам нет надобности. Что было потом?

– Потом я сломал ногу, герр штурмбанфюрер и отбыл на лечение в Рейх. Это все.

– Сломали ногу? Где это?

– Здесь в Мозыре, в этой дыре. Отметили с Зауэром удачную сделку. Шел ночью, споткнулся…

– Упал, очнулся, гипс,– закончил за него Мишка.– Где-то я эту историю уже слышал? Фридрих?

– И я тоже. Там, правда, бриллианты потом у пострадавшего в этом гипсе оказались, а у вас что, герр гауптман?

– У меня только марки. Больше ничего,– искренне сознался Мольтке.– Немного золота трофейного. Пару часов, портсигар, две цепочки и четыре крестика церковных. А больше ничего не было.

– Молодец. Настоящий офицер Великой Германии. Пока остальные идиоты перлись в сторону Москвы, чтобы взять ее до холодов… Вы, я вижу, провели время гораздо с большей для себя пользой! Повезло вам, гауптман, что слово я дал, но признаюсь честно, что очень его не сдержать хочется. Прямо руки чешутся. Вы ограбили немецкий народ. Лишили его достояния, которое по праву победителя принадлежит ему, и присвоили себе. За это вешать нужно, чтобы другим неповадно было. Я обещал и сдержу слово,– хлопнул Мишка опять по плечу, снова затрясшегося гауптмана.

– Но доложить по инстанции обязан. Тут уж не взыщите,– добавил он.– Честь имею, герр гауптман.

Мишка повернулся и двинулся в сторону лошадей у крыльца комендатуры, оставив гауптмана с открытым ртом и выпученными глазами у скамьи, на которую так никто и не присел за время разговора.

– Обрадовал ты его последним заявлением так, что пожалуй не переживет этой радости,– заметил Серега, вскакивая в седло.– Эй, часовой, почему нарушаем форму одежды? Где присланные командованием хромовые сапоги и лайковая куртка?– обратился он к гренадеру, топчущемуся при входе в комендатуру.

– Ничего такого нам не выдавали,– гаркнул, вытянувшийся рядовой.

– Может, вам и жалованье не выдают, которое по распоряжению фюрера увеличено до пятидесяти тысяч марок в месяц?– строго спросил его Серега.

– Не-е-ет,– сверкнул глазами возмущенно часовой.

– А вот, герр гауптман, заявляет, что все получено и выдано. Даже премия за взятие этого городка. В размере ста тысяч на солдатика получена.

– Сто тысяч!– ахнул рядовой, и ошалело затряс головой в каске.– Я и не видел столько никогда, герр штурмбанфюрер.

– Ну, значит, еще выдадут. Гауптман у вас человек чести,– Серега пришпорил Верку и даже не оглянулся на пистолетный выстрел, раздавшийся рядом со скамейкой. А часовой, уставившись на тело коменданта, раскинувшего руки у палисадника, загибал пальцы и шевелил губами, подсчитывая недовыплаченное ему жалование и премиальные. Сумма получалась такая огромная, что у рядового затряслись руки от алчности и, возмущения. Только что на его глазах, один из тех, кто его ограбил самым наглым образом, так же нагло и ушел от ответственности.

– Ничего…– бормотал часовой, снимая винтовку с натруженного плеча.– Разберемся. Фюрер бы одобрил. Даешь кровное!– рявкнул он и направился оповещать сослуживцев, которые наверняка тоже будут рады получить свое увеличенное жалование из сейфа комендатуры. Здоровенный сейф там стоящий часовой видел неоднократно и вскрыть его немедленно, вот задача номер один, которая заслонила все остальные, даже служебный долг. Часовой подошел к лежащему с пулевой пробоиной в виске Мольтке и, плюнув на труп, перешагнул через него.

– Дерьмо,– возмущенно прошипел он.– Главное чтобы остальные не успели офицерики застрелиться. Вперед, Фриц.– и зашагал к домику, в котором разместился его родной третий взвод.

Родной третий, услышав новость от Фрица об увеличенном жаловании, премиальных, хромовых сапогах и кожаной лайковой куртке, повел себя предсказуемо правильно. С точки зрения Фрица. Возбудился до крайности и в тридцать глоток, потребовал торжества справедливости. Незамедлительно.

С точки же зрения командира взвода лейтенанта Розенмана, повел себя взвод не правильно, и лейтенант попытался парой зуботычин объяснить солдатом свою точку зрения, но не преуспел в этом. Взвод как с цепи сорвался, сбил лейтенанта с ног и выскочил на улицу, затаптывая его коваными сапогами. Причем каждый норовил лягнуть почувствительнее, и когда последний гренадер покинул дом, лейтенант остался лежать на полу с расквашенной физиономией и без сознания.