Любовь Сушко - Триумф поражения. Князья и воины

– Ну что же, хочешь, так и отправляйся туда, – благодушно позволил тот, только на рыбака моего не наткнись, снова он сети в море закинул да бродит где-то поблизости. Приснилось ему нынче, что обязательно отыщет он пропажу – душу свою, вот никак и не может угомониться.

– А я смотрю, – усмехнулся бес, – что ни одной ладьи поблизости нет нигде, наверное, все уже переловил он, но меня ему вряд ли в сети его заполучить, ничего не выйдет.

– И все-таки будь осторожен, а если попадешься – на себя пеняй и не вопи о помощи, – посоветовал Нептун, – хотя он у меня и смирный бывает, но кто его знает, что предпринять он может.

Бес усмехнулся. Глупый Старик уверен, что какое-то чудовище с ним сладить может. Если вырос огромный, как гора, то это вовсе не значит, что с ним так просто справится. Далеко не всегда огромный может победить того, кто меньше будет. Он хотел рассказать Нептуну историю про Святогора – богатыря, но в последний момент передумал – история эта длинная, а ему не хотелось слишком много времени на нее тратить. А может, она уже известна тому была, вести быстро по миру разлетаются.

Бес попрощался и обещал наведаться на обратном пути к нему, если настроение его не переменится. Он отправился дальше, а Старик нырнул в свои глубины и исчез, словно его и не было вовсе.

Бесзадрал голову вверх и снова на небеса взглянул. Черные провалы небесной бездны были усеяны звездами. И намеренно, и несчитано их было здесь. Странные, прекрасные, загадочные звезды освещали ему путь во мраке и отражались на поверхности воды. Интересно, а на дне морском их тоже видно? – почему – то подумал он. Надо было у Нептуна об этом спросить или у русалок узнать. Но он тут же забыл об этом, залюбовавшись одной незнакомой звездой.

Никогда прежде не видел он ее на небосклоне. В ту памятную ночь она появилась впервые.

– Интересно, – подумал бес, значит, кто-то значительный нашу землю покинул, если ангелы – бездельники небесные, решили новую звезду зажечь. А ведь это он когда-то хотел звезды зажигать на небесах, порхать во мраке с факелом в руках и темень эту огоньками яркими расцвечивать, может и небольшой пожарчик устроить в определенном месте. Он знал. Даже в руках держал этот особенный факел, испускающий звездный огонь. Хранился он в покоях архангелов. Но все изменилось после всех мятежей и заварушек. Понял он, что никогда ему больше не пробраться туда, и оставалось только издалека следить за всем происходящим. Но тогда он и представить не мог себе, что со временем совсем к другому огню ему приобщиться придется. И будет он его с особенной энергией разжигать, но не в бездне небесной, как сначала предполагалось, а в подземном мире, и чаще всего на земле самой. И все, кого огонь его коснется, будут злы и никчемны, поспешно исчезнут вовсе с лица земли и останется от них только горстка праха. В этом был свой резон. Если бы он не творил этого, сколько бы людей на земле за эти столетия развелось и куда бы их пришлось девать. Да к этому моменту и копыта его уже поставить было бы некуда. Иногда огонь этот и еще живых сжигал дотла, это, конечно, было не совсем правильно и только муки их увеличивало, но он не особенно печалился и по этому поводу, считая, что в любом большом деле бывают всякие неполадки. И потом, если все выяснялось, то оказывалось, что чаще всего они сами и были повинны во всем, что с ними приключилось.

Огонь, которым он управлял, появлялся и исчезал неожиданно. А тот, небесный, оставался надолго, им любовались те, кто еще обитал на земле. Постепенно огоньки эти нетленные стали называться звездами, и много всяких и забавных и грустных историй было придумано.

И только ангелы, да он знали о то, что они тоже погибают, растворяются, исчезают. Но еще долгое время огонь их доходит до земли, и кажется, что все еще они горят и светят. Вот так бывает и с людьми некоторыми, они вроде бы уже и исчезли бесследно, а все еще остается свет от них и заключен он в былинах, да песнях разных, которые распевают живые.

Впрочем, вечность, вечностью, память памятью, но из них кафтана себе не сошьешь, и он порой на них взор свой обращал, но чаще всего думал все-таки о сиюминутном, и том, что в данный момент в мире этом происходило. И некуда было от этого деться.

Потому его огонь был ближе и реальнее. Если что, любой желающий до него дотянуться мог, в то время как к звездам никто из них не поднимется. И не теряли они страха, пока он орудовал здесь своими подручными средствами. Власти на земле перепало ему значительно больше, чем он в начале, разобиженный, полагать мог, когда, после бунта их к земле камнем летел, и понимал, что с небесами распрощаться придется раз и навсегда.

Власть земная не особенно прельщала его, но гибким своим умом он хорошо понимал, что без нее никак не обойтись, если честолюбиво хоть о чем-то помышляешь. И планчик на ближайшее тысячелетие он вполне мог для себя составить. Он так много всего пережил в это время, так много случалось успехов и провалов, взлетов и падений, что ко всему можно было давно привыкнуть. А власти своей он никогда не лишался, и кто бы из духов не старался как-то его заменить, ничего у них не выходило, и получиться не смогло бы. Он мог себе позволить проиграть иногда, чтобы очень быстро, и с азартом снова отыграться.

№№№№№

Ночь закончилась. Тихо, почти неслышно наступил рассвет. Рассвета он не любил с давних пор, это было не его время- пора отправляться на покой, после трудов тяжких. И на свету с самого начала опасностей было значительно больше. Так им всем пришлось расплачиваться за то, что они получили в награду из других миров. И бес не то чтобы особенно переживал, просто как-то успокаивался, до полночи, до кромешной тьмы.

Но на этот раз он вспомнил об острове, к нему он устремился, о встрече, о которой в пылу размышлений успел позабыть. И он, забыв о привычках, устремился туда. Он давно заметил, что среди людишек мелких и низких, недалеко ушедших от зверья лесного, если хорошо поискать, всегда находились особенные создания. Они оставались в реальности и после ухода, были совершенно особенными, и таких он старался отыскать и явить белому свет. Фигуры эти он всегда отыскивал и выделял из безликой толпы и старался помогать им проявиться со всех сторон, это ему казалось и важно, и интересно. Вот к одному из таких молодцев – князей, к Олегу и отправлялся на этот раз Мефи. А он, заброшенный судьбой на этот остров, томился тут теперь в полном и беспросветном одиночестве, вдалеке от земель своих и близких людей. Хотя вовсе не был отшельником – волхвом, этот князь, проводившем век свой в молитвах. Он был по праву рождения князем русичей, и бес мог свидетельствовать, что далеко не худшим из них. Но история его жизни – это отдельное повествование. А пока бес, единственный из всех, вспомнил о нем, бросив все остальные заботы, решил навестить князя-изгнанника по собственной прихоти и капризу, но и с иными потаенными помыслами. Прихоти его всегда были с чем-то важным связанны.