Станислав Богданов - Черный снег. Операция «Тайфун». Удар по оси

Сняв с железного рычага эбонитовую трубку, немец гаркнул в нее что есть сил. Сообщается со своим начальством, германец, тудыт им всем, подумала Матрена Тимофеевна. И устыдилась. Сроду не ругалась… И вот на тебе! Неужто и здесь эти изверги повинны? Что б их всех перекокошили. Чем скорее, тем лучше, подумала она. Пустив слезу, женщина принялась раздувать огонь в печи. Пару раз ее больно толкнули в бок проходящие германцы. То ли прикладом винтовки с плоским, отточенным штыком. То ли углом железной катушки с синим шнуром, который они размотали по ее хате. Бросила взгляд на фрица, что «опростоволосился». Ахнула… Оказавшийся курносым и веснушатым, точно сельский дурачок Федька, унтер-офицер вермахта Феликс Бау подмигнул сжавшимся на печке детишкам. Она вновь ощутила непонятный прилив добра и тепла. Неужто и средь этих иродов есть люди? Нет, только с виду они такие, осадила себя «бедная» женщина. Наше радио, что в центре деревни – плоская черная «тарелка» на высоченном столбе-мачте. Сколько всего говорилось о неслыханных злодеяниях немецко-фашистских захватчиков! Что убийцы они, мучители и грабители. Вон, и ватник у этого рыжего гада – с убитого советского бойца снятый…

Тем временем, Феликс Бау, положил на лавку рыжей шерсти ранец. При этом он повесил дулом вниз железную «стрелялку» из трех рукояток, одна из которых напоминала оттянутое железное стремя. Вытянул из-за борта советского ватника губную гармошку в перламутровом футлярчике и проиграл на ней веселый мотивчик. В кармане стеганки (он действительно снял «трофей» с убитого красноармейца, хотя, жалеючи, прикрыл его глаза) у него сохранилось пол плитки швейцарского шоколада. В ранце была распечатанная круглая жестяная коробка из-под монпансье. (На крышке были изображены белокурые ангелы, своим видом напоминающие детей, что особенно удручало его. Грета, его любимая супруга, написала, что родила двух очаровательных двойняшек. Они так похожи, если судить по фотографии, на этих очаровательных детей-ангелов.) Повинуясь своему внутреннему голосу, Феликс Бау предположил: было бы неплохо угостить чем-нибудь сладеньким эти две вихрастые головки на колоссальной печке. Сверкают своими глазками поверх овчины, что так здорово греет на морозе. Наверняка, в представлении этих «русских ангелочков» войны фюрера – кровавые убийцы и насильники! Именно так, по словам уполномоченного из бюро пропаганды доктора Геббельса, выходило… Освободители Европы, победившие американо-еврейскую плутократию на полях кровавых сражений, мечтают залить Россию потоками крови. Покрыть эту богатую, благодатную страну пепелищами… Какая наглая ложь, детишки! Им необходимо доказать, что германцы – культурная, образованная нация. Даже в отношении их варварским обычаям: мыться в общих банях, бегать голышом по снегу и спать на каминах небывалой величины. Не говоря уже о будках, в которых они мочатся и испражняются в лютую стужу.

Бау открыл серебристую фольгу. Разломив шоколад напополам, он протянул детям на печке по шесть слитых воедино коричневых кубиков. Сделал он это, привстав на цыпочки в огромных русских валенках, что были сняты с того же убитого бойца. Стальной приклад пистолета-пулемета MP-38 (Machine Pesthole) торчал на уровне его стриженной огненно-оранжевой головы. Дети, было сжавшиеся еще сильнее, не выдержали. Прыснули легким смехом. (Бау, надув щеки, приложил ко рту сжатую в «трубу» ладонь. Сказал «pu-pu», что показалось им весьма забавным.) Матрена Тимофеевна, видя все это, потянулась к ухвату. Ее сердце забилось чаще и чаще, пока кто-то не внушил ей мысль: прочитать молитву Отче Наш. Наваждение тут же прошло… Но ее опередил осмелевший Сашка. Потянул свою маленькую толстую ручонку, он взял из руки чужого, пропитанного чужим странным запахом «дяди» обе обломанные шоколадные плитки. «Будьте как дети». Матрена Тимофеевна вспомнила слова евангельские, что произнес Спаситель. Воистину, спасает нас Слово Божие…

– Das ist good Desche Schokolad! – закивал в знак одобрения Феликс Бау. – Nam-nam! – зачмокал он толстым, розовым языком, показывая как вкусно будет есть шоколад. – Mein liber kinder! Верьте мне, милые детишки. Германский солдат никогда не обидет вас. Никогда не предложит вам ничего плохого. И вы, старуха, тоже мне верьте, – обратился он к Матрене Тимофеевне, которая стояла, прислонившись к печи, как каменное изваяние. – Мы пришли освободить вас от проклятых большевистских евреев. Они и нас угнетали, пока не пришел фюрер. Адольф Гитлер, великий сын германского народа.

Бау, чтобы показать свое полное расположение к старухе и ее дому, вынул из кармана тесного френча открытку, покрытую глянцем. На ней, в полный рост был запечатлен фюрер германской нации в форме штурмовых отрядов SA. Поискав подходящее место и не найдя ничего лучшего, он пришпилил открытку в красном углу (пониже иконы) с помощью короткой иголки с массивной пластмассовой головкой. Чтобы эта русская старуха не потеряла изображение нашего великого фюрера, подумал Бау. Иконы и вера в «русского Бога» – ее личное дело. Хотя… В «Mein Kampf» Адольф Гитлер описывает, как он любил посещать службы в кафедральном соборе в Браунам на Инне, где родился в окружении суровых и величественных альпийских гор. Важно, чтобы одурманенные ядом большевизма, эти русские поверили нам. Перестали бросать косые взгляды… Говорят, что в самой Москве нас ждут уличные бои за каждый двор и каждый дом. Там отборные части «огэпэу» и сплошь коммунистическое население, которому роздано все, имеющееся на складах в Кремле, стрелковое и противотанковое оружие. Даже женщины и дети, обработанные ядом большевизма, готовы стрелять в нас.

…Дитер и Вильгельми мылись, занавесив часть просторной горницы пятнистыми плащ-палатками. Старуха в суровом черном платке и застиранном сатиновом платье (при ближайшем рассмотрении и тому и другому показалось, что ей не более сорока лет) вскипятила им воду в огромном железном тазу. Он буквально вскипел на черно-красных головешках в глубине чудовищной печки. «Если у этих варваров нет ни душевой, ни ванны – будем мыться прямо в ее жилище, – засмеялся двадцатипятилетний здоровяк Дитер. – Не плескаться же нам, двум германцам и солдатам фюрера, во дворе? На этом адском двадцати семиградусном морозе, дружище? Я еще не сошел с ума, Отто. Ты, по-моему, тоже не отморозил себе голову в России. Честно говоря…» Но тут их прервали. Унтер-офицер роты связи Феликс Бау почтительно кашлянул сквозь плащ-палатку. Доложил, что на полевой телефон звонили командиры рот. Лейтенант цур зее Шоссе сообщил, что его солдаты, выполняя приказ, заняли позиции на окраинах, выходящих на дорогу. К сараям и огородам (несмотря на зверский мороз) отрыты ходы сообщения. Там же оборудованы доты для ведения кругового огня по противнику. Лейтенанты Брукдорф, Хиллеган, капитан Вернер цу Армштад, обер-лейтенант барон фон Зибель-Швиринг сосредоточили по паре взводов на флангах деревни. Установили на чердаках окраинных, близких к лесу домов тяжелые MG-34.