Станислав Богданов - Черный снег. Операция «Тайфун». Удар по оси

Главный наблюдательный пункт капитан Венцель цу Армштад (он же командир взвода управления) предлагал разместить на верхушке колокольни, что располагалась в центре занимаемой деревни. Три солдата роты связи с полевым коммутатором «D» (радиостанцию «Telefunken» разбило осколком «красной» гранаты), по его приказу, уже обосновались там. Гауптфельдфебель (Spaiss и «мама роты») вермахта докладывал, что обстановка спокойная. Следы пребывания противника ни в самой деревне, ни за ее пределами не обнаружены. Тщательный осмотр погребов также не дал никаких результатов. Основное население этих мест, женщины, дети и старики, боятся солдат фюрера. Однако замечены отдельные проявления вполне дружелюбного отношения. Особенно со стороны пожилых русских. Некоторые из стариков надевают старые кресты на черно-оранжевых ленточках (почетная награда русского царя времен прошлой войны). Кроме этого, выставлены караулы. Панцеры (двадцать легких Pz-I, шестнадцать Pz-II, семь Pz-III, два самоходных орудия Stug III и Панцерягер I) разместились на площади под усиленной охраной. Позже, командир панцирного батальона (вернее, его «доблестных остатков» панцерной дивизии) майор Дитер приказал выдвинуть свой Pz-III и самоходку Panzeriager I поближе к дороге. Велел замаскировать их в сараях. Под прицелом 47-мм орудия сюрпризы «красных друзей» выглядели, по меньшей мере, предсказуемыми. Свой командирский панцер, оснащенный жалкой 35-мм пушченкой, он двинул туда же лишь для очистки совести.

Вскоре их обеспокоил своим звонком барон фон Зибель-Швиринг. Этого юного офицера с гладкими, бриллиантиновыми волосами золотистого отлива, светло-серыми глазами и изысканными манерами прозывали за глаза «корон-принцем». Опережая барона, наперегонки всем германским блицкригам, шла его слава бойкого ухажера. Одним словом, дамского сердцееда. Ему ни война, ни барышни чужих кровей – все было нипочем. «Неужели и сейчас, в России, перед ним не устояла одна из местных красавиц? – с сомнением взвесил все „за“ и „против“ Вильгельми. – Партийные активистки из большевистского комсомола тоже влюбляются? Германским войнам подфартило и на этот раз…» Так и есть… Будучи «на короткой ноге» с Дитером, обер-лейтенант предложил ему сыграть партию в карты. Испить «Бордо» 1913 года выдержки. (Барон возил с собой футляр, выполненный из орехового дерева, отделанный изнутри сафьяном. Там хранились коллекционные, в основном трофейные вина со всей Европы.) Ближе к вечеру, он приглашал «Herr Hauptmann» со своим другом в гости, где, по его словам, успел познакомиться «с милой русской фройлен». На вопрос, не собирается ли барон связать свою судьбу с «неполноценной славянкой» (последнее было произнесено Вильгельми с явной иронией), фон Зибель-Швиринг, захохотал, как скаковая лошадь. Обещал написать по этому поводу в расовое бюро Розенберга. «…У милой русской фройлен столь синие нордические глаза и правильный овал лица, что этим господам придется потрудиться, чтобы выявить признаки расовой неполноценности, – заметил Хуго, которому неделю назад исполнилось двадцать пять лет. – Должно быть, в этих местах обитали древние германцы. Или саксонские, силезские, ганноверские наемники, что служили в войсках русских царей. Я немного занимался историей, дорогой Вильгельми. Недалеко от Москвы располагалось поселение германцев. Теперь мы убеждаемся в пребывании наших славных предков…»

Идиот, подумал Вильгельми, передавая эбонитовую трубку в руки унтер-офицеру Бау.

– …Мои панцеры – пар с горячей картошки, по сравнению с их бронированными монстрами, – полушутя-полусерьездно заметил Дитер. Он обливался охлажденной (старуха явно переусердствовала) водой из железного таза, в который обер-ефрейтор пехотного батальона Гетц (из Вены) вытряхнул снег из брезентового ведра. Поначалу Дитер поливал себя из армейской кружки с тавро орла и свастики, но затем взял деревянную посудину, что лежала на лавке. – Что это за корыто, мой друг? Старуха! Черт возьми, эта глупая баба наслушалась бредней от своих иудейских комиссаров. Chaise… О, эти русские панцеры, дружище! Мои Pz-I есть обычные консервные жестянки, по которым упражняются из «Вальтера». Даже Pz-VI со своей 75-мм пушкой не в состоянии пробить их лобовую броню. С их легкими панцерами мы еще как-то управляемся. Ты видел 26-тонный «Кристи»? – Дитер поднял светлые брови, в одной из которых запуталась жирная вошь. – Прекрасные ходовые данные, дизельный мотор, пушка 45-мм. Нашим панцерам не везет со «слабым противником»… Эти здоровенные сверхтяжелые КВ с вытянутыми, как у линкора, башнями! Их можно пробить только из тяжелых пушек или гаубиц. Нам приходилось давать команду «задний ход», чтобы уцелеть от их снарядов. У них крупные калибры! Если не обеспечено прикрытие люфтваффе… Представь, что большевики бросят на нашу панцерную армию несколько сот таких боевых машин – от нас останутся лишь объедки! Доблестные герои будут делать драп в пешем строю. Привязав себя к хвостам русских коров…

– Деревянная посуда, которую ты взял, называется лохань, – Вильгельми скользил по коже бритвой, купленной в Берлине. Отточенное лезвие щекотало его намыленные, обожженные морозом щеки. – Не понимаю! У тебя, Гельмут, странная логика. Наши войска – в двух переходах от русской столицы. Панцирные дивизии Гепнера могут раньше нас войти в Москву. Под Волоколамском им противостоят одиночные очаги сопротивления… Что за слезы, дружище? Мы бабы или пасторы? Или ты объелся морожеными консервами? Ах, эти русские холода всему виной. Правда, меня Генерал-Мороз не заставляет печалиться.

– Причин печалиться у нас много, – Дитер светился голым залом в облаках пара как первый человек в Эдемском саду. – Больше, чем ты думаешь, старина. Сегодня, подремав на марше в своей бронемашине, я обдумывал нашу диспозицию. Выдвижение на Коломну и Каширу после захвата Тулы… К чертям свинячьим! В OKV сидят идиоты или трусы. Они окопались подле великого фюрера. С тем, чтобы свести нас всех в могилу. На ней эти янки, Томми и русские Иваны спляшут еврейский «Интернационал» от удовольствия. Правильно? – видя замешательство Вильгельми, он засуетился. – Я сказал чушь? По-моему, все верно… – он уселся поближе к Вильгельми. – Дружище! Штурмуя Тулу, мы подставляем русским свои оперативные тылы и коммуникации. Мало того, мы их необдуманно растягиваем. Что до флангов… Любой спланированный удар отрежет нас от основных сил. Мы не знаем, что у красных на флангах и впереди, по ходу продвижения наших войск. Разведка несет, как яйца, еще с пограничных боев, будто «все боеспособные части противника уничтожены». Наглая ложь! Я готов плюнуть в рожи этим мерзавцам Канариса. Мы уничтожали красных трижды, а они все воскресают. Точно заговоренные… – Дитер наконец поймал вошь и, зажав ногтями, с хрустом прикончил мерзкое насекомое. – Они прячут от нас свои истинные силы, Вильгельми. Вот, что я думаю, дружище! С самого начала они играют с нами в старую игру под названием «скифский обман». Нам с самой границы внушали, что красные слабы. Их танки и пушки ничто, по сравнению с мощью вермахта. Что же до авиации… Какая чушь, Вильгельми! Варвары-красные по приказу своего Сталина оставили на произвол судьбы массы войск под Киевом и Вязьмой. Это верх цинизма и изуверства! Фюрер никогда бы не отдал ни капли германской крови, намеренно оставляя своих солдат в «котле». Это доказывает, что они выродки и недочеловеки – эти большевистские свиньи! Правда, нас может постигнуть та же участь, Вильгельми. Если, конечно, фюрер не остановит это наступление – губительный охват Москвы и зимнее продвижение в глубину России. Заговор… – нахмурился Дитер, открывая свой бритвенный станок. – В глубинах «тысячелетнего рейха» зреет заговор. Думаю, среди наших генералов есть злой гений Фауста. И не один, дружище. Они, эти свиньи, снюхались с большевиками. Хотят с их помощью сокрушить наш славный фатерлянд. Долг каждого честного офицера вермахта…