Владимир Жариков - Парадокс Вигнера

Атаман, Новосильцев, Белояр и казаки-гребцы от удивления разинув рты, смотрели на Кондратия, не понимая, как можно в один момент научится говорить по-московски, даже лучше посла государева? Атаман обеими руками взъерошил свои волосы, что означало, он шокирован переменой и ничего не понимает, что произошло с Кондратием. Атаман на несколько минут потерял дар речи.

– Сын, матрю твою турщанку, – вымолвил он наконец, – у табе с башкою порядок? Ты щаво енто не по-нашенскому гутаришь? Али спужалси так дюжа?

– Я всегда так говорил, батя, – недоуменно ответил Кондратий, – почему не по-нашенскому? По-русски говорю!

– Ермаку Подостогову прищудилася ведьма, потамушта вина много пил, – возразил атаман сыну, – аль не помнишь, как посля у него сумасшествие слущилася?

– Я заметил, как ведьма ко лбу Кондратия прикоснулась двумя перстами, – информировал Белояр, – может, поэтому он говорит теперь иначе?

– Нет, княжич, ведьма открыла мне глаза, – тихо ответил Кондратий, – как я мог не заметить сказочно красивой девушки, Вашей сестры? Картиночки писанной, создания небесного, словно ангел….

Девушка тоже смотрела на Кондратия, не отрываясь, и отвечала ему нежным взглядом, удивляя своим поведением отца, брата и атамана. Тот выкатил глаза от всех неожиданностей, происходящих на струге, и ничего не понимая качал головой.

– Так ить ведьма порщу на табе навела, Кондратий, – вымолвил горестно атаман, – надоти бабке Меланьи показать табя, штоба сняла её!

– Любовь, атаман, это дар Божий, – наконец вмешался в разговор Новосильцев, – какая порча? Влюбился твой сын в мою дочь!

Иван Петрович это понял с первого взгляда на молодых людей. Было заметно, что он доволен этим. Князь быстро сообразил, что брак Мирославы и сына атамана Войска Донского будет лучше, чем с турецким пашой. Это позволит ему, послу государя русского полностью привлечь казачество на службу Ивану Грозному. Мирослава обрадовалась, услышав отца, а Белояр с раздражением смотрел на Кондратия. Атаман был крайне удивлён высказыванием Новосильцева, но постепенно и ему пришла в голову мысль, что невестка-княжна для Войска Донского и его лично будет твёрдой гарантией лояльности государя всея Руси на долгие годы.

– Ну, ежели так, то тому и быть! – вымолвил Черкашенин, и грозно посмотрев на казаков, столпившихся на обеих палубах, приказал, – щаво ухи поразвесивали, казаки? Али делати нещаво? Кондратий, мать ево кума-татарина, рули ближа к берегу и становитися на якоря на нощь!

Все струги по команде с атаманского судна, приблизившись к правому берегу Дона, бросили якоря. Оставался водный промежуток в тридцать метров, он играл роль преграды в случае нападения кочевников. Стемнело и на каждом струге готовились к ужину, а в ночное дежурство заступал дозор, меняющийся примерно каждые три часа. Вода в Дону была ещё холодной для купания, но казаки, раздевшись до порток, прыгали с борота в реку. А где ещё смыть пот от дневного труда на вёслах? От быстрого погружения в холодную воду, обжигало, как кипятком, но купаться всё равно негде. Казаки кричали от обжигающей холодной воды, а далеко распространяющееся эхо над гладью Дона, поднимало в воздух стаи диких уток и гусей, севших на воду. Этой птицы всегда было в избытке на Дону, и весенний перелёт её с юга на Родину только начался. Можно было настрелять на ужин дичи, но атаман запретил это делать – птица исхудала во время перелёта, и ей требовался отдых, чтобы вывести в камышах Родины потомство и нагулять к осени жирку.

Кондратий тоже искупался в холодной воде, и, ёжась, вбежал в свою каюту. Ещё стоя с девушкой на палубе, он шёпотом пригласил Мирославу на первое свидание. Она пообещала, но Кондратий должен был встретить её у двери каюты, девушка боялась выходить одна после того, как увидела на палубе ведьму. Парень надел новую рубаху, шаровары, красные сафьяновые сапоги, зипун и шапку из куницы, называемую казаками трухменкой. Особенности жизни донских казаков отразились на стиле их одежды, объединяющей фасоны многих народов. Своеобразная мода складывалась постепенно. Зипун был обязательным элементом наряда и представлял собой распашную верхнюю одежду без воротника. Походы за добычей во времена разбойного промысла казаков не случайно назвали «походами за зипунами», в которых добывали одежду.

Захваченную добычу делили, «дуванили» после возвращения из походов. На праздник любили похвастать друг перед другом нарядами, выходя на Круг или на гуляние. Один являлся в лазоревом атласном кафтане с частыми серебряными нашивками и жемчужным ожерельем. Другой в камчатном полукафтане без рукавов и в темно-гвоздичном суконном зипуне, опушённом голубою каймою с шёлковой яркого цвета нашивкой. Третий приходил в бархатном кафтане с золотыми турецкими пуговками с серебряными позолоченными застёжками и в лазоревом настрафильном зипуне. Все носили шёлковые турецкие кушаки, а на них булатные кинжалы с черенками рыбьего зуба в черных ножнах, оправленные серебром. На ногах должны быть красные или жёлтые сафьяновые сапоги, на голове кунья шапка с бархатным верхом. Таких дорогих нарядов у Кондратия ещё не было, он пока не участвовал в «походах за зипунами», и оделся скромно.

– Ты ет куды нарядилси? – спросил Кондратия атаман, столкнувшись с ним у двери каюты.

– Прогуляться батя, – ответил Кондратий.

– Ты паря вот што, – напутствовал сына атаман, – ежели дурныя мысли в башке у табя, то попомни моё слово: обманешь «дощку», самолищно выпорю на Кругу плетью!

На Дону казаки уважительно относились к женщинам, противоположный пол здесь имел равные с мужчинами права. Казачка тоже могла скакать верхом, стрелять из лука или пищали. При случае и пику взять могла и шашкой владеть, и в курене порядок наводить, и рыбу ловить. Казаку обычаем предписывалось относиться к любой женщине как к своей сестре, а если она пожилая, то, как к матери. Разговаривая с женщиной, казак должен был стоять, а если она в возрасте, то при разговоре снимал шапку. Девушки-сироты находились под особой опекой атамана, и он отвечал за них перед Богом и людьми, как будто был их отцом. Принуждать девушку или женщину к замужеству, и не дай Бог к близости силой считалось позором. Виновного в этом казака строго наказывали плетьми, могли даже присудить публичную смерть на Кругу. Все это касалось не только казачек, но и иногородних женщин и пленниц, к которым казаку предписывалось относиться как можно с большим обхождением, ибо они не знали уклада жизни казаков.

Существовал своеобразный обычай женитьбы. Молодожёнов не венчали, а заключали брак на Кругу. Казак выводил полюбившуюся девушку или незамужнюю женщину и объявлял всем, что она ему люба. Старики проводили с ними беседу, расспрашивали, особенно избранницу и оценивали, достойный ли выбор? Затем одобряли или нет. Если старики соглашались, Круг говорил «Любо», атаман вёл молодых к ракитовому кусту, почитаемому казаками, обводил их три раза вокруг него, а собравшиеся в это время пели обрядовые песни. По окончании ритуала считали казака мужем, его избранницу женой и играли свадьбу.