Роман Заречный - Нет пути. Они не пройдут

Я тупо пялился на него. Когда до меня немного дошло, я робко уточнил:

– Что-о-о?!

– Стреляй в меня! – дружелюбно пояснил Громобой. – Я хочу показать тебе кое-что.

Всё ещё недоумевая, я как-то сам собой наставил на него оружие и… нажал на курок. Я, наверное, надеялся, что он как-то увернётся, хотя и не представлял, как можно увернуться на таком близком расстоянии. Но Громобой не увернулся.

Ничего не изменилось, лишь на его одежде я отчётливо увидел маленькую, словно Гром за что-то неловко зацепился, дырочку. Но Громобой падать и не думал. Крови тоже не появлялось. И я почему-то был уверен, что под рубашкой у него нет бронежилета, да и сквозь отверстие светлела самая настоящая кожа.

– К-как?! – выдавил я из себя.

Громобой явно усмехался, наслаждаясь произведённым эффектом.

– Мы неуязвимы для пуль, а также для холодного, ударно-дробящего и любого подобного оружия, – доверительно сообщил он. – Взяв за основу одну древнюю китайскую систему, и серьёзно переработав её, нам удалось создать метод, при помощи которого наши тела становятся нечувствительны к холоду, жару и относительно слабым механическим воздействиям, и сами стареют очень медленно. Это особенно важно для нас, – добавил он, – наша подготовка занимала бы у обычного человека большую часть жизни.

– Вы бессмертны?! – недоверчиво переспросил я.

– Нет. Бессмертны – пока не убьют, неуязвимы – пока не «уязвят». От прямого попадания снаряды или от близко разорвавшейся гранаты не защититься даже нам. А иногда может убить и что-то другое – яд, например.

Когда я начал стрелять намного лучше, Громобой начал обучать меня новому методу.

– Теперь, попробуй стрелять не целясь! – предложил он.

– Как так? – удивился я.

– Мы называем это стрельбой без визуального контроля или интуитивной стрельбой, – пояснил Громобой. – И хотя некоторые эксперты отрицают этот метод, мы успешно используем его в своей практике. Ключевым здесь является способность точно отслеживать положение самого твоего тела, а также положение оружия относительно тела, не прибегая к помощи зрения. Этот навык приходит после длительных специальных тренировок, и должен быть отработан до «автоматизма». После этого, ты сможешь, наблюдая за положением самой цели, безошибочно наводить на неё оружие, не следя за прицельными приспособлениями. Только подобный способ и используют, например, при метании любых предметов, отслеживая и определяя положение точки попадания, и не концентрируясь на метающей конечности, которая сама подбирает нужную траекторию. В бою, роль этого навыка особенно велика при стрельбе на коротких и сверхкоротких дистанциях, когда условия просто не позволяют прибегать к обычному прицеливанию.

– Удобно, – кивнул я. И начал тренироваться.

После освоения базовых навыков, много внимания уделялось психологической подготовке. Главные её цели определил Громобой так: избавиться от боязни оружия и выстрелов, и избавиться от боязни стрелять в человека. То есть, в общем, научиться, без страха, действовать в бою.

Перестать вздрагивать после каждого выстрела, я научился довольно быстро. Со второй задачей было намного сложнее. Будучи гуманистами, «разведчики» не могли тренироваться в убийстве живых людей. Поэтому, приходилось использовать другие методы. Во-первых, для стрельбы с самого начала использовался силуэт человека, при этом, для оценки результатов использовалась степень предполагаемого поражения. Сама мишень становилась всё более похожей на человека. Затем, я отрабатывал стрельбу на специальном тренажёре, на экран которого проектировались изображения различных боевых ситуаций. После успешного попадания, изображения сменялись соответствующим образом.

Постепенно, условия становились всё старательнее имитировали реальность – добавлялись дым, звуки выстрелов и взрывов, крики. Наконец, Громобой объявил, что я, процентов на 80, буду на что-то годен в бою.

Мы первый раз поднялись на поверхность только через два месяца моего пребывания здесь.

Когда мы снова преодолевали свалку, пробираясь к выходу из подвала, я, ежесекундно спотыкаясь и чертыхаясь, спросил, не могут ли «разведчики» разгрести здесь, хоть немного. А если не могут, то почему.

– А это шоб полицаям не было резону здеся обшмон делать, – вяло откликнулся Громобой, едва не в первый раз переходя с чист литературного языка.

Мы вылезли на свет Божий, когда тот стал уже меркнуть. Над опустевшими грозно руинами нависали мрачно-серые громады облаков. Мы осторожно пробирались вперёд, озираясь среди разбитых, закопчённых скелетов зданий, словно головёшек посреди гигантского костровища. Я впервые мог оценить ужасающие масштабы катастрофы.

Людей мы не встречали. Вокруг стояла мёртвая, душераздирающая тишина. Не было ни одного живого звука. Лишь бессердечный ветер равнодушно шелестел слежавшейся дорожной пылью. На одном из бывших перекрёстков вдруг обнаружилась стая суетливых воробьёв, так странно и страшно контрастировавших своей оживлённой деловитостью посреди громадного пустынного кладбища. Кое-где торчали, пробиваясь сквозь мёртвый камень и пепел, пучки свежей травы. Чудом уцелевшие деревья, поднимаясь из растрескавшейся земли, пестрели недавно распустившейся листвой, в тщетной попытке противостоять гнёту чёрных туч, упавших на замолкнувший город. По краям дорог, и в сети разломов, покрывавших их (в этом ничего не изменилось!), стояли густые глубокие лужи, с грязно-коричневой застоявшейся водой, рискующей превратиться в болота. Пару раз я умудрялся едва не подвергнуться основательному купанию, но Гром заботливо выдёргивал мои неверные стопы на путь истинный.

Когда в небе основательно сгустились сумерки, мы неожиданно заметили в конце улицы длинные человеческие тени, неторопливо двигающиеся в нашу сторону. Не произнося ни слова, Гром резко утянул меня в сторону, за угол, а потом мы спешно метнулись в один из подъездов, и затаились под прикрытием облупленных стен, готовых в мгновение обрушиться на наши плечи. А тени, лениво рассуждая на немецком, добрались до нас, превратившись в вермахтовский оккупационный патруль.

Холодная волна ненависти поднялась во мне. Мы выбирались из убежища, прихватив незабвенные ПП-178 – по одному на брата, да и Громобой, похоже, припас кое-что в своём заплечном мешке. Я взглянул на него, мрачно и требовательно. Он взглянул на меня. И лишь покачал головой в ответ. Я сжал челюсти. Фрицы прошли мимо, и направились дальше, всё так же мирно беседуя.

Посреди этих пустынных ночных развалин они чувствовали себя как дома. Им словно и в голову не приходило, что на этой «ничейной» неохраняемой территории может скрываться в засаде безжалостный враг. Как же я ненавидел их за эту тупую чванливую беспечность, которой мы так и не посмели воспользоваться!