Александр Житников - Солнечно-вулканический культ берендеев Брабанта. Буквогеноизное становление корне-монадного язычества

Конспектуальное осмысление символических образов, выводимых А. Хислопом в его книге «Два Вавилона», дало возможность осмыслить эти образы концептуально с точки зрения Языческой Доктрины и Языческого Слова. Откуда это Языческое Слово возникло, кто его творец и родитель, кто радетель Этого Слова, которое было вначале проявления энерго-материального мира вселенной; Слова, которое изначально само было Боговым (буквенным) смыслотвореним Самого Себя, то есть которое Само по Себе было уже Проявляющим Богом, проявившим Себя и Весь видимый и невидимый (бестелесный) мир Вселенского Бытия? Внятного ответа нет!

Хислоп же утверждает, что ему удалось выявить, изучая древние первоисточники, такие образы, которые якобы открывают ему природу происхождения «Слова Ула (Всевышнего)» в символизме Пчелы, обитающейся в пасти Льва, и Восковой Свечи, производимой из воска, специфического продукта жизнедеятельности Пчелинной семьи. Одним из имён мессианского Демиурга, световидно-солнечного сына-посредника Бога-Отца, по ветхо-и-новозаветному откровению было ЙАУХУШУА (Баллх Хушшит-тина?). Для идентификации образа ЙАХУШУА, определяемого как «Слово Ула (или Эла, Элохим)» с солнцеотождествляемым Митрой, привлекается скульптурное изображение, где Митра (Индра, Интра, Интервенция) показан в образе царственного Льва, который во рту удерживает Пчелу.

«Пчела во рту (в устах) бога солнца должна была указывать на него как на «Слово»; потому что «Дэбор», что по халдейски значит «Пчела», переводится ещё и как «Слово»; а местонахождение этой пчелы во рту не оставляет никакого сомнения относительно значения этого символа. Целью такой символики было привить мысль, что Митра (которому, по словам Плутарха, поклонялись как Меситу («Посреднику») в своём обличии Урана, «Просвещающего», был тем великим, о ком евангелист Иоанн говорит: «В начале было Слово, и Слово было у ЙАУХУ УЛА, и Слово было ЙАУХУ УЛ. Оно было в начале у ЙАУХУ УЛА… В нём заключена жизнь, и эта жизнь (Слова) – СВЕТ ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ. Повелитель Мессия ЙАУХУШУА всегда был явителем Всевышнего и был известен патриархам именно в этом качестве; ведь Иоанн пишет: «ЦАУХУ УЛА никто никогда не видел. Его явил нам Его единственный сын, который всегда пребывает с ЙАУХУ АБУ (Отцом) и который сам – ЙАУХУ УЛ (Всевышний)». (А. Хислоп, «Два Вавилона-ритуалы и обряды. Часть-5. «Лампады и восковые свечи»).

Во время вавилонского пленения еврейские патриархи ознакомлены были с халдейскими священными писаниями – Таргумами; с тех пор «Дэбор УЛ или СЛОВО ВСЕВЫШНЕГО» стало тождественным слову Мессия. Еврейский перевод Книги Иоанна (Bagste’s Polyglott) подаёт первый стих в таком смысловом варианте: «В начале было Дэбор (Слово)». Для меня лично Дэбор идентифицируется с Табулом (одноимённым царством юго/востока Малой Азии), царственное имя которого дало своё имя термину «ТВОРЕНИЕ», затоваривание товарами, миростроительное творение Дэбора есть творение говорением Словами. Таковы вот онтологические связи открываются, если копать глубоко. Сравнивая одно с другим, одно в свете другого. Как это рекомендовал непревзойдённый российский диалектик А. Ф. Лосев, рекомендовавший использовать для исследования ментально-сущностных аспектов Бытия Диалектический Метод Исследований. Утверждать, конечно, на основании только одного этого свидетельства, хотя и очень авторитетного, прародиной Праязыка и Языческой Доктрины, Табул или Тубал (Дэбор), было бы преждевременно; однако же, многие древние первоисточники, в том числе и библейское «Бытие», дают основания говорить о Тильмунском (Цзюлин-Таотанском) Едеме (Етен-Пиштим), как прародине Праязыка («един язык и одно наречие»), Этногенезиса и Языческой Доктрины.

Дэбор это «очень древнее имя… Платон говорил о третьем лице своей «троицы» под именем Логос, что является всего лищь переводом слова «Дэбор» («Слово»). Свет восковой свечи, как свет от Дэбора (вулканического «Творца» Табульского, Бол-лт-тан-нут-того, сболтнут «не-что»…), «Пчелы», был заменителем света Дэбора, «Слова» (Там же, у Хислопа).

Мюллер же считал, что «постоянным символом (Дианы Эфесской) является пчела… Самого первосвященника называли «Эссэн», или «царь-пчела». Диана часто изображалась с башней на голове; башня олицетворяла собою вулканическую гору, символами которой были пирамиды (пирамис, биланис), зиккураты, хавиты (капища), позднее христианские храмы, мусульманские мечети и буддисткие ступы. Иногда Диана изображалась с пчелой; подразумевалось, видимо, что пчела лепит воскоподобную башню Дэборы, которая есть «Слово» запечатлённое в сотах «Пчелы», башню проявляемую «Словом» Дэборы, «Словом» Творца. В книге «Улей Римской Церкви» есть примечательная фраза, возвращающая нас к языческой древности, ко временам египетского язычества; судите сами: «Ввиду того, как мы в изумлении взираем на начало этой субстанции, дающей начало восковым свечам, мы должны также значительно вознести их производителей – пчёл, которые перелетают с цветка на цветок, при этом не повреждая их своими лапками; они не рождают молодых особей, а производят их на свет посредством рта, как и Христос произошел изо (вулканического. А. Ж.) РТА Своего Отца». Позднее эта фраза была удалена из-за частых на неё нападок за её чисто языческий характер; ещё бы, достаточно вспомнить египетскую богиню Нут, богиню египетского, да пожалуй, и всего ближневосточного региона, богиню языческого космогенеза, которая утром рождала солнце, а вечером проглатывала его своим ртом, как это делали позднее патриархальные Уран и Кронос.

***

Мысли по поводу чего? И какого цвета могут быть эти мысли? Чёрные, белые, жёлтые, голубые, зелёные, непредсказуемые, непродуманные, спонтанные; всякие мысли от глупых до мудрых, от мистических до рационалистических, от очень даже ничего не предвещающих до самых суетливо-хулиганских… Мысли бывают разные, дурные и прекрасные.

В Кривом Пространстве Человеческого Мозга отмозговываются только Кривые Мысли; их очень трудно упорядочить, то есть привести в порядок, придать им надлежащий вид, потому что они из-за своей кривизны, неупорядоченности, стихийности и безалаберности, совсем не хотят принимать благопристойный вид мыслеоформленной умности. И даже, наоборот, стремятся показать крючкотворную глупость, тупость и несмышленость в самом неприкрытом виде.

В пространственной кривизне форм мышления бродят такие криводушные мысли, что даже сам мыслитель содрогается от наплыва этих думных чудовищ. Пытаясь избавится от них, он начинает выстраивать эфемерные логические схемы, которые также иллюзорны, как и криводушные мысли. Единственное спасение – уход в Бытие реальной действительности, где они, отождествляя себя с вещественными предметами, проявляют эти предметы и отличают их друг от друга Назывными Именами.