Андрей Посняков - Кольцо зла

Обойдя школу – «Угрюмовский ОНО. Мужская средняя школа № 4» – Раничев свернул на Советскую… и нос к носу столкнулся с давешними бригадмильцами! И что было делать? Бежать поздно – заметили. Раничев даже в лицах мог бы представить будущий диалог:

«Эй, товарищ! Можно вас на минутку?

– Меня? Вообще-то я очень спешу. Ну разве что ненадолго.

– Ненадолго. Пожалуйста, предъявите документы, гражданин. Ах, с собой не носите?

Тогда пройдемся с нами до опорного пункта. Да вы не бойтесь, тут рядом».

Вот, примерно так… Все это, естественно, Ивана никак не устраивало. Неожиданно улыбнувшись, он вдруг резко бросился вперед, прямо на приближающихся парней.

– Ребята! Бригадмильцы! Скорее сюда, скорее! – выпучив глаза, Раничев замахал руками.

Бригадмильцы тут же обступили его:

– Что? Что случилось, товарищ?

– Там, за углом… Кажется, кто-то лезет в школу. Какая-то шпана…

– Шпана?

– Они уже стекло выставили! Вы бы, товарищи, поспешили. А я пока в милицию… Мало ли – помощь понадобится?

– Спасибо, товарищ, за проявленную бдительность, – встрепенулся высокий парень в кепке – кажется, его звали Пашей – Так, ты, Николай, зайдешь с того угла, а мы с Серегой с этого, – деловито распорядился он, и бригадмильцы, не теряя времени, бросились к школе.

– Эй, товарищ, – на бегу оглянулся Паша. – Милиция-то знаете, где?

– Да знаю, местный.

Иван поспешно свернул за угол и нырнул в первый попавшийся переулок. Несколько поплутав, он вышел-таки на Советскую, правда, не в начале, а в конце. Дом сорок девять оказался деревянной двухэтажкой барачного типа с двумя подъездами и неистребимым запахом сортира. Девятая квартира оказалась на первом этаже. Иван тихонько постучал в дверь. К его удивлению, отозвались достаточно быстро: грубый мужской голос, перемежая слова ругательствами, посоветовал какому-то Гришке поменьше шататься по ночам по бабам.

– Надю позови, – попросил Раничев.

– Надю? – за дверью явно удивились. – Нет здесь никакой Нади. Григорий – ты?

Не дожидаясь, когда дверь откроется, Иван поспешно покинул подъезд. Первый результат – ноль. Однако оставалось еще два адреса – Профсоюзная и Героев-полярников. Шататься по центру Иван опасался, а потому, подумав, решил наведаться на Профсоюзную в следующий раз, а сейчас отправиться на окраину – на улицу Героев-полярников.

Пару раз он прятался в подворотнях, услыхав треск мотоцикла, а ближе к окраине чудом не столкнулся с компанией откровенной шпаны, хорошо, услыхав громкую ругань, успел свернуть за угол. Переждав гопников, Раничев, стараясь не попадать в свет редких фонарей, отыскал-таки нужную улочку – узенькую, с деревянными мостками-тротуарами, утопавшую в тополях и липах. Дом двадцать два оказался деревянным, еще дореволюционной постройки, с высоким резным крыльцом и мезонином. Звякнув цепью, во дворе залаяла собака. Иван постучал в окно:

– Эй, хозяева!

Внутри дома забегали тусклые оранжево-желтые блики – видно, зажигали керосиновую лампу. Ага, вот подошли к окну.

– Кто? – послышался женский голос.

– Вы Надя?

– Ну, допустим, Надя.

– Привет вам от Викентия.

– От Викентия?! – женщина, казалось, заволновалась, по комнате вновь метнулись блики. – Поднимайтесь на крыльцо, сейчас открою.

Удовлетворенно кивнув, Раничев…

…поднялся по ступенькам.

Надя оказалась миловидной шатенкой лет тридцати, небольшого роста, чуть пухленькой, с несколько грустным лицом и лучистыми тепло-шоколадными глазами. Длинные волосы ее были заколоты на затылке костяным гребнем.

– Что с Викентием? – проводив Ивана в дом, тихо спросила она. – Обещал ведь писать, и…

Раничев почему-то не стал лукавить:

– Боюсь вас огорчить, Надя…

– А я ведь чувствовала, – просто, без всякого надрыва, произнесла женщина. Как-то даже слишком просто, словно бы знала. – Чувствовала, что больше его не увижу… Видать, судьба.

Она села на выкрашенный голубой масляной краской табурет и, положив руки на колени, тихо заплакала. Накинутая на плечи шаль упала на пол.

– Ну что вы так, – Иван поднял шаль. – Не переживайте.

– Да я уж отпереживалась свое, – неожиданно улыбнулась Надя. – А Викентий… жаль, конечно, но я ведь его предупреждала. Хороший человек… был, – она всхлипнула. – Хоть и урка… Если бы не он, не знаю, как и выжила бы… Да сами помните, как сразу после войны было. Голод страшный… Я тогда в колхозе работала – так за трудодень редко когда больше четырехсот граммов зерна давали… а часто и того меньше. Встретила вот Викентия… муж-то на фронте погиб. Он, Викентий-то, в город помог перебраться, если бы не он, мы бы…

– Мама! – прошлепав босыми ногами по полу, из комнаты вышел ребенок – светловолосый мальчик лет двенадцати, маленький, щуплый и кареглазый, лямка явно великоватой майки сползла с левого плеча его, обнажив белесый шрам на ключице.

– Что случилось? – подозрительно поглядев на Раничева, фальцетом осведомился мальчик. – Мама, кто это? Почему ты плачешь?

– Это Генька, сынок, – Надежда улыбнулась и, обняв сына, легонько подтолкнула в комнату. – Все в порядке, милый. Иди-ка, спи.

– А… – Генька обернулся к Ивану.

– Спи, – взъерошила ему волосы мать. – А мы тут без тебя поговорим, нечего взрослых подслушивать.

– Ла-а-адно, – улыбнувшись, мальчишка пошлепал спать, но на полпути обернулся. – Мама, ты мой гербарий никуда не девала? А то я его завтра в школу обещал принести, и вот никак не найти.

– Не девала, – Надя покачала головой. – Может, в мансарде?

– Точно! – Генька бросился к двери. – Я щас посмотрю…

– Я те посмотрю! Ну куда ж ты, голый! Завтра зайдешь, как в школу справишься.

– А ты мне напомнишь?

– Да уж напомню.

Раничев улыбнулся:

– Славный у вас мальчик. Наверное, отличник?

– Да нет, хорошист. А по географии, литературе, истории – так и отличник, – не удержавшись, похвасталась Надя. – Учителя хвалят.

Иван поднялся с лавки и снял с вешалки шляпу:

– Ну, Надежда, извините за вторжение…

– Стойте. Куда же вы на ночь глядя?

Иван развел руками.

– Переночуйте у нас, в мансарде. Я сейчас чайник поставлю.

Сказать честно, Раничев не нашел в себе сил отказаться, да и куда ему было идти? Ну разве что обратно на свалку.

– А вы ведь не из блатных, – подливая гостю чай, вдруг тихо промолвила Надя. – Но знаете Викентия… Значит, вместе сидели, но не за политику – Викентий не любил политических.

– За колоски я, – усмехнулся Иван. – Получил червонец по июньскому указу, ну знаете, такой в сорок седьмом вышел – о хищении государственного и общественного имущества. Я ведь тоже, как и вы, колхозник… только не совсем обычный – библиотекарь, знатная у нас изба-читальня была, на весь край славилась.