Наталья Резанова - Чудо и чудовище

Поэтому она тянула время. При том, что она задумала, нападать было нельзя. Нужно было ждать, пока нападет противник. Приоткроется. И дождалась.

Это было не так трудно сделать. Когда у тебя в руках не боевой, а затупленный меч, противник будет беречь руки, ноги, плечи, шею – все, что может пострадать от удара тупым лезвием. Но Дарда нанесла короткий рубящий удар по торсу справа. И тут же отскочила.

Парень с цепом как будто и не заметил удара. Наверное, ему приходилось терпеть боль и посильнее. Публика, ожидавшая эффектного окончания поединка, также пребывала в недоумении. Однако Дарда знала точно, куда и как бить. Изогнутый клинок вдобавок оказался полезен, с прямым такой финт провести было бы труднее.

Действительно, через несколько минут движения противника утратили прежнюю ловкость. Он двигался медленнее, и Дарда видела, несмотря на загар и пыль на его лице, как он побледнел. Похоже, он и сам не понимал, что ему мешает – ведь его ударили не так сильно. Что поделать, друг, сломанное ребро – увечье не смертельное, и не особо опасное, но рукой в этом случае не шибко помашешь. Уж очень отдает. А драться левой он не привык, это Дарда тоже сразу отметила.

Еще немного, и он стал запинаться, – у него явно перехватывало дыхание. Сморщился от боли, затем бросил цеп на землю – признал поражение. Хорошо. Разумный юноша. До следующих состязаний ребро срастется, а там посмотрим.

Преподобный Нахшеон сделал знак служителям, чтоб встретили побежденного. Он тоже был не слепой, и видел, что парень нуждается в присмотре лекаря. Это храм Хаддада своим бойцам обеспечивал. Один служитель должен был проводить пострадавшего к лекарю, другой – проследить за сохранностью его оружия.

Не обращая внимания на крики толпы, Дарда направилась к своим сандалиям, которые сбросила, согласно правилам. Поскольку одежда бойцов правилами не регламентировалась (запрещены были только доспехи во всех их разновидностях), одета Дарда была так же, как обычно в последнее время – в свободные штаны и рубаху, перехваченные широким поясом. Она бы наверное удивилась, поняв, что и в этом бессознательно подражает Ильгоку. Волосы она перестала заплетать в косы, а, чтоб не лезли в глаза и заодно, чтобы уберечься от солнца, обматывала голову куском полотна. Она засунула меч за пояс наподобие тесака, и подтянувшись на перегородку, стала застегивать сандалии. Сидеть на ограде не полагалось, но Дарда позволяла себе делать многое из того, что не положено. Публика уже успела забыть о ней, увлеченная новым зрелищем – рукопашным поединком борцов из Дельты и Калидны. Причем, если поединщики из приморских государств на состязаниях бывали часто (в основном, это были охранники торговых караванов), то бойцов из Дельты, как фехтовальщиков, так и борцов здесь видели едва ли раз в несколько лет. Поэтому немудрено, что зрителей поглотил азарт, и впору было посочувствовать преподобному Нахшеону, который не только не мог делать ставок, но и обязан был запрещать это другим. Увы! Победа должна была принадлежать только Хаддаду. Хотя многие, несомненно, думали по-иному.

Дарда покончила с обувкой, и распустила край головной повязки, чтобы прикрыть нижнюю половину лица – так она часто теперь поступала. В этот миг кто-то сзади сказал ей в самое ухо:

– Слушай, Паучиха, я все думаю – почему ты работаешь одна?

Дарда знала этот голос – низкий, насмешливый и вкрадчивый. И человека, которому этот голос принадлежал, тоже знала, хотя и не близко. Его звали Лаши, и занимался он тем же, что и она. При том, что был коренным жителем Каафа. Сызмальства промышляя кражами и мошенничеством, он сумел обрести определенный статус в одной из воровских шаек, но в прошлом году вожакам ее крупно не повезло – то ли перестали платить мзду кому нужно, то ли ограбили не того, кого надо, то ли просто попались с поличным – а в Каафе это сильно не уважали. Короче, их повесили, а некоторых, рангом пониже, продали в рабство. Лаши уцелел, но с тех пор ни к кому не прибился. Что касается его вопроса, то Дарда многое могла бы ответить. Например, что не желает ни от кого зависеть. Или, что она не будет выполнять ничьих приказов, а другие не позволят приказывать ей. Однако она сказала всего лишь:

– Одна я удачлива. А хватит ли моей удачи на других?

Большинству жителей Каафа этого ответа было бы достаточно. Лаши, очевидно, от большинства отличался.

– Могло бы хватить. Если распорядиться ей с умом.

Дарда посмотрела на собеседника через плечо. Он был выше среднего роста, худой, костистый, с лицом, которое доброжелательный созерцатель назвал бы тонким, а враждебно настроенный – вытянутым. Внешность, какая в Каафе встречается на дюжину если не двенадцать раз, то с десяток: темные, почти черные волосы и борода, карие глаза, крупный рот, длинный горбатый нос – для мужчины это не считалось недостатком. Лаши был старше Дарды лет на шесть-семь.

– Хвала богам, наш любимый Кааф не бедствует, – продолжал он. – Я бы даже сказал, здесь собираются богатства пяти стран. И здесь вместо того, чтобы резать кошельки и глотки припозднившимся гулякам, можно проворачивать большие дела. Если подобрать людей поумней и половчей.

Стало быть, Лаши собирается сколачивать собственную шайку.

– Если тебе нужно, чтоб я прыгала через стены и бегала по крышам…

– Нет, – прервал он ее. – И драться мы тоже умеем неплохо. В Каафе полно людей, которые знают, что нужно сделать. И мало кто знает, как.

Когда-то она уже слышала нечто подобное. С точностью до наоборот: "Ты хочешь знать как, не хочешь, зачем".

– Предположим, я придумаю, как сделать, – медленно сказала она. – Да кто согласится выполнять?

– Я соглашусь. Может, найдутся и другие.

Он ухмылялся во весь свой щучий рот, но глаза его не смеялись.

Дарда оглянулась на борцов. Тот, что из Калидны – высокий, с бугрящимися мускулами – не мужчина, а мечта купеческих жен, раз за разом сгребал в охапку верткого, бритоголового уроженца Дельты. а тот ужом выскальзывал из захвата. Публика, чьи симпатии откровенно разделились, поскольку оба борца были не местные, неистовствала.

– Шуму много, – сказала она.

– Это точно, – согласился Лаши. – Пошли, поговорим, где потише.

Дарда перемахнула через ограду. Оба привычно ввинтились в толпу и пропали в ней. И лишь один взгляд проследил за их уходом со двора Хаддада. Но мать Теменун предпочла промолчать. Она предвидела дальнейшее развитие событий, и ей было интересно, во что это выльется. Не только потому, что храм Никкаль получал проценты за хранение добычи.

Лаши не лгал. И не шутил. Он уже нашел людей, готовых действовать, и достаточно их обработал, прежде, чем обратился к Дарде. Некоторых она знала – смазливого и хитрого Сови, Тамрука, сложением, коварством и стремительностью напоминавшего низкорослого горного медведя. Остальные подтянулись позже.