Наталья Резанова - Чудо и чудовище

Так она услышала о других видах оружия, кроме пастушьих посохов, дубинок и ножей. И первейшем из них, и самое доступное ей по росту и силе, была праща. При первом удобном случае Дарда нарезала на усадьбе ремней из какой-то, пришедшей в негодность шкуры, и, вернувшись на горные пастбища, принялась упражняться, благо камней любого веса и величины кругом было сколько пожелаешь. Ей приходилось также слышать, что некоторые пастухи вместо ремня или веревки используют палку с расщепленным концом, но Дарде такой способ не представлялся удобным.

Она отмахала руку, попадая куда угодно, но не туда, куда целилась, однако не прекращала занятий, и постепенно выработала определенную точность. Теперь, когда Дарда направлялась с отцом в деревню, на поясе у нее висела сумка, где лежал свернутый ремень с петлей на конце и горсть круглых гладких камней, собранных с речной отмели. Она брала с собой те, что поменьше, чтобы никого не убить и не изувечить, это ей пока было лишнее.

Но она понимала, что одной пращей ей не обойтись. Вряд ли стоило выискивать в характере Дарды какую-то особую кровожадность, а если образ ее мыслей принял неестественные формы, то не природная извращенность была тому виной. Борьба и оружие заменили ей все, о чем мечтают девочки, входящие в возраст – куклы, наряды, рукоделие, браслеты и бусы, домашнее хозяйство, сласти, наконец, женихов. Она имела самые смутные понятия о религии – но если бы кого-нибудь из местных жителей, кроме служительниц храма Никкаль или бродячих жрецов, иногда появлявшихся в деревне, попросил бы выразить эти понятия словами, вряд ли кто оказался бы красноречивее Дарды. Она не умела ни читать, ни писать – а кто здесь умел? И какой бы темной она ни была, она не была глупой. И если мысли ее текли по одному руслу, то не без причины.

Она знала, что обречена на одиночество. Из-за безобразного лица ее не возьмут даже в наложницы. И она не настолько бедна, чтобы ее оставили в покое. Это значит: когда Офи умрет – да хранят его боги подольше! – все достояние семьи – и овец, и коров, и землю, и дом – захотят отобрать. Непременно захотят. Неважно, от кого из жителей селения следует этого ожидать. Так всегда поступают с женщинами, у которых нет ни отца, ни брата, ни сына, ни мужа. Может и сами бы не хотели отнимать, а надо. Потому как если мы не отнимем, так это непременно сделают соседи. Лучше уж мы…

Сколь ни обрывочны были знания Дарды об окружающем мире, это она понимала. И, не чая от будущего ничего хорошего, обстоятельно готовилась к тому, чтобы встретить беду заранее. Чтобы защитить себя и Самлу, которая, пока Дарда растет и набирается сил, наоборот, стареет и слабеет. (Она почему-то не сомневалась, что мать переживет отца.) А для этого уметь кидать камушки, хотя бы и метко, недостаточно.

Жители Илайского края не были охотниками, не были они также и воинами. Но царство редко покоилось в совершенном мире. Цари Зимрана воевали с соседями и непокорными градоправителями, князья тягались силой между собой, и вести об этом долетали до Илайских гор. О кровопролитных сражениях говорилось мало, больше – о вытоптанных конницей и боевыми колесницами полях, о сожженных деревнях и угнанных стадах. Изредка в предгорьях появлялись гонцы, поспешавшие с тем или иным поручением, минуя главные дороги, чаще – дезертиры, поодиночке или целыми шайками. В зависимости от состояния сил их либо травили, как волков, либо покорялись принуждению. Разбойники не обязательно были беглецами из рядов какого-либо войска. Это были люди, за какой-либо проступок или преступление изгнанные из родов, либо лишившиеся своего имущества из-за войны, того же разбойничьего набега или просто дурного хозяйствования. На селения нападать решались они нечасто ( на памяти Дарды – никогда). Их больше привлекали стада как источник пропитания. Это заставляло пастухов быть настороже, и Дарда ловила все слухи о разбойниках и воинах, надеясь извлечь из них новые полезные сведения.

Из вьючных животных здесь держали только ослов да мулов, на них же и ездили, если была нужда. Дарда лишь несколько раз видела лошадей, а боевые колесницы и вовсе никогда. Это ее не волновало, подобный род оружия она с собой никак не соотносила. Она была еще недостаточно взрослой, чтобы удержать в руках топор или меч. А хоть бы и могла. Мечи она видела только издали, у охранников заезжих купцов и могла подумать о них то же самое, что о лошадях – красиво, дорого, ко мне не относится. Вот хороший нож – другое дело. И лук также. (У охранников имелись луки, разбойники, говорят, тоже были ими вооружены, но в деревне ими не пользовались.) Еще привлекательнее, по слухам, было оружие, взятое в употребление армией царя Шамгари – гастрафет, в просторечии называемое не слишком красивым словом "пузобой". Состояло оно из лука, полностью металлического, с деревянной ложей и лотком для стрелы. Сгибая лук, воин упирал ложу в живот – отсюда и название. Заполучить в Илае шамгарийский самострел было невозможно, а знаний о том, как он устроен – недостаточно для сельских кузнецов, чтобы изготовить его самолично, да у них и желания такого не возникало. А у Дарды возникало, но у нее не было ни опыта, ни подходящего материала. Хотя руки у нее были хорошие, а пальцы, еще не успевшие огрубеть, как у матери – гибкие. И лук она вполне могла попробовать сделать. Не роговой, как у охранников – для этого требовались специальные навыки, а попроще – деревянный. Тетивы для лука плела, растрепав на волокна старые веревки, а затем пришлось пострадать хвосту и гриве отцовского мула. Стрелы поначалу были оперенными палками, конец которых заострен ножом. Потом, уже несколько набив руку, Дарда научилась делать каменные наконечники.

Вряд ли она добилась особой меткости со своими самоделками и при отсутствии наставника. Но все же она, как правило, попадала туда, куда целилась – может, потому, что за лук со стрелами взялась после пращи. Ей даже удалось застрелить горного кота, на свою беду решившего поживиться ягненком из стада. Дарда убила его одним выстрелом, за что впоследствии удостоилась одобрения Офи. До этого, если он и замечал лук за спиной Дарды, то никак не высказывался. Но когда Дарда приволокла домой убитого кота – она просто не знала, что с ним делать – Офи похвалил ее. Главным образом его порадовала неповрежденная шкура. Вдвоем с Дардой они сняли ее, и Офи собственноручно ее задубил, чтобы продать в деревне. Тушу кота разрубили и скормили собакам, а это тоже, хоть и небольшая, польза для хозяйства.

Дарда хорошо запомнила тот день. Офи никогда раньше не хвалил ее. Он и после ее не хвалил – правда, до события, из-за которого не слишком счастливая, но вполне сносная ее жизнь пошла наперекос, оставалось совсем немного.