Роберт Силверберг - Царь Гильгамеш (сборник)

Это меня поразило.

— Скрываю?

— Ты знаешь что.

Я почувствовал в душе что-то понял — это предупреждение.

Так вот, что она хотела от меня услышать! Я побоялся сказать ей это. Я ничего не ответил. Разговаривать с ней было все равно что переходить бурную реку с каменистым дном: в любую секунду нога может соскользнуть, и тебя унесет течением.

— Почему ты многое скрываешь от меня, Гильгамеш?

— Не зови меня этим именем.

— Да, наверное, не надо. Пока не надо. Но тебе не уйти от меня.

— Почему ты думаешь, что я от тебя что-то скрываю?

— Потому что знаю, что так оно и есть.

— Ты можешь заглянуть в мои мысли?

Она загадочно улыбнулась.

— Возможно.

Я заставил себя упрямо сопротивляться ей и сказал:

— Тогда у меня от тебя нет секретов. Ты и так все знаешь.

— Я хочу услышать это из твоих собственных уст. Я думала, что ты придешь ко мне сам и скажешь. Когда ты не пришел, я сама позвала тебя. Ты переменился. В тебе появилось что-то новое.

— Нет, — сказал я. — Это ты переменилась.

— И ты тоже, — сказала Инанна. — Разве я не просила тебя прийти и сказать мне, когда какой-нибудь бог выберет тебя? Какой это бог?

Я в изумлении уставился на нее.

— Ты это знаешь?

— Это так легко увидеть!

— Как? Это видно по лицу?

— Я это почувствовала через пространство, разделявшее нас. Теперь в тебе божество. Ты не можешь этого отрицать.

Я покачал головой.

— Я и не отрицаю.

— Ты обещал мне сказать, когда тебя выберут. Выполни обещание.

— Это очень личное, когда тебя выбирают, — сказал я, потупив глаза.

— Выполни обещание, — сказала она.

— Я думал, тебе не до меня… Праздник, похороны старой Инанны.

— Выполни обещание, — сказала она.

В голове у меня пульсировала боль. Перед ней я был беспомощен. Лугальбанда, молил я, наставь меня, помоги!

Кроме пульсирующей боли, я ничего не чувствовал.

Она сказала:

— Назови мне имя бога, который теперь защищает тебя.

— Ты все на свете знаешь, — дерзнул я сказать. — Зачем мне говорить тебе то, что ты и так знаешь?

Это ее и позабавило и разгневало. Она отвернулась от меня и стала расхаживать по комнате. Потом схватила связки тростника и крепко сжала их. На меня она не смотрела. Молчание сковывало меня бронзовыми обручами. Я задыхался. Шутка ли — открыть имя своего личного бога! Это значит потерять частичку той защитной силы, которую бог тебе дает. А я еще далеко не был уверен в собственной силе, чтобы принести эту жертву. Но точно так же мне не хватало сил противостоять Инанне, скрывая от нее то, что она требовала. Я дал обещание жрице, а выполнить обещание требовала богиня.

Я сказал очень тихо:

— Бог, вошедший в меня, это мой отец, герой Лугальбанда.

— Вот, значит, как, — сказала она.

Больше она ничего не сказала, и пугающее молчание снова повисло в воздухе.

— Не говори об этом никому, — сказал я.

— Я — Инанна! — в гневе вскричала она. — Никто мне не указ!

— Я тебя прошу никому не говорить. Разве это большое одолжение?

— Ты не смеешь ни о чем меня просить!

— Просто обещай…

— Никаких обещаний! Я — Инанна.

Сила богини заполнила зал. Подлинное присутствие божества наполняет вас леденящим холодом, потому что оно притягивает к себе все тепло жизни. В этот момент я почувствовал, как Инанна забирает мое тепло, высасывает его из меня, оставляя только пустую заледенелую оболочку. Я не мог шевельнуться, не мог говорить. Я остро чувствовал, как я молод, глуп и неискушен. Я видел, что передо мной стоит богиня, чьи желтые глаза горят, как у дикого зверя в ночи.

Несколько дней спустя, когда я вернулся домой с поля для метания дротиков, я обнаружил запечатанную табличку на постели. Это было, как сейчас помню, в девятнадцатый день месяца: это всегда самый неудачный день. Я поспешно разбил обертку из коричневой глины и прочел сообщение, потом еще и еще раз. Эти несколько слов, написанные на глине в один миг вырвали меня из уюта моего родного города и ввергли в странную жизнь изгнанника, словно это были не слова, а буйное дыхание самого бога Энлиля.

Табличка гласила: «Немедленно беги из Урука. Думузи покушается на твою жизнь».

Внизу стояла печать Инанны.

Моя первая реакция — чувство протеста. Сердце мое грохотало в груди, руки сжимались в кулаки. Кто такой Думузи, как он смеет угрожать сыну Лугальбанды? Мне ли бояться такого ленивого слизняка, как он? А еще я подумал: власть богини выше власти царя, значит, мне незачем бежать из города, Инанна защитит меня.

Когда я шагал из угла в угол, охваченный гневом и яростью, вошел один из моих слуг. Он тут же попятился назад, но я велел ему остаться.

— В чем дело? — требовательно спросил я.

— Двое. Господин, два человека были здесь…

— Кто такие?

Какое-то время он не мог сказать ни слова. Потом с трудом выдавил из себя:

— Рабы Думузи. На руках у них были красные повязки царя.

В глазах у него был страх.

— У них в руках были ножи, мой господин. Они было спрятали их в одежду, но я заметил их блеск. Мой господин…

— Они тебе сказали, что им надо?

— Поговорить с тобой, мой господин, — он запинался.

Страх сделал его лицо серым.

— Я с-с-сказал, что ты у б-б-богини, и они сказали, что вернутся… С-с-сегодня вечером вернутся…

— Хорошо, — тихо сказал я. — Значит, это правда.

Я взял его за край одежды, притянул к себе и прошептал:

— Будь начеку! Если увидишь их поблизости, немедленно сообщи мне.

— Непременно, мой господин!

— И никому не говори, где я!

— Ни слова, мой господин!

Я отпустил его и снова начал ходить по комнате. В горле у меня пересохло, я весь дрожал. Не от страха, а от ярости и негодования. Что мне оставалось делать, как не бежать? Я видел, как нелепо все складывается. Да, можно быть дерзким и смелым. Но за это я заплачу жизнью. Как же я был заносчив! Как был уверен, что Думузи не может угрожать сыну Лугальбанды, забыв, что Думузи царь, и моя жизнь находится в его руках. Если бы у Инанны была хоть единственная возможность меня защитить, разве она послала бы письмо, приказывая бежать? Я уставился в пустоту. Нельзя медлить ни минуты. Я это знал, даже не пытаясь искать объяснений. В мгновение ока Урук был потерян для меня. Я должен бежать, и как можно скорее. Я не смею задерживаться, чтобы попрощаться с матерью или преклонить колена у святилища Лугальбанды. В эту самую секунду двое убийц по приказу Думузи направляются сюда Промедление смерти подобно.

Я не собирался надолго. Я найду прибежище в каком-нибудь городе на несколько дней, если понадобится, то на несколько недель, пока не узнаю, в чем моя вина, чтобы нажить себе врага в лице самого царя, и как можно исправить положение. Я не мог даже предположить, что отправляюсь в четырехлетнее изгнание.