Генри Олди - Механизм пространства

Прежде чем ответить, юноша заговорщицки огляделся. Бдительный папаша Бюжо, торча за стойкой, истолковал взгляд молодого человека по-своему.

– Проголодались, мсье Галуа? Сегодня у меня дивное рагу с овощами…

– Несите! – энергично кивнул Альфред.

– Что пить будете?

– Сидр.

Кабатчик сгинул на кухне.

– Я сегодня еще одного видел! – горячо зашептал юноша, подсаживаясь к Торвену. – Полчаса вокруг дома Карно крутился. Делал вид, что прогуливается. Дождался, пока за ворота вышел садовник, переговорил с ним – и сразу прочь.

– Как он выглядел?

– На иностранца похож. Одет вроде вас: сюртук, цилиндр, тросточка… Франт, а морда противная. Ой, извините, мсье Торвен!

– Не извиняйтесь, Альфред, – усмехнулся Зануда. – У вас на редкость точный глаз. Лицо – в смысле, морду этого франта вы запомнили?

– Конечно! Вы кудесник, мсье Бюжо! Пахнет чудесно! Не найдется ли у вас листа картона? Нет, хлеб – отдельно, картон – отдельно…

Галуа умолк, с энтузиазмом отдавая должное рагу.

– А мне – газету, – добавил Торвен.

Пока молодой человек жадно ел, Зануда изучал принесенную кабатчиком «Шаривари» трехдневной давности. Первым делом в глаза бросилась карикатура – Тьер и Гизо, злорадно осклабясь, вели друг под друга минные подкопы. При внимательном рассмотрении обнаруживалось: политики изрыли всю Францию, и страна грозила взлететь на воздух. Иные деятели, схваченные острым пером художника, были Торвену незнакомы, и соль шуток он упустил.

Пятую страницу занимала статья «Холера в могиле».

«Удивительное происшествие случилось вчера в районе Старых Ферм, на кладбище Монпарнас. Если верить свидетельствам очевидцев, то в семь часов утра у ворот кладбища столпилась целая процессия, настойчиво требуя, чтобы им разрешили внести гроб с покойником. Сторож, разбужен в ранний час, долго бранился, требовал показать ему разрешение на захоронение – и в конце концов отказался растворить ворота перед катафалком.

– Свободных мест нет, – заявил сторож. – Все занято…»

– Вот, взгляните.

Оказалось, что Галуа успел не только расправиться с рагу, но и набросать углем портрет незнакомца, замеченного им у дома Карно. Получился злой шарж – бакенбарды торчком, нос похож на свиное рыло, изо рта торчат кривые зубы… Торвен мысленно раскрасил рисунок. Бакенбарды – рыжей хной. Зубы – желтой охрой. Морщины – оставим уголь. Память услужливо подсказала: пристань у Эльсинора, заброда с зонтиком и дуэльным пистолетом.

«Вы слишком добры, сэр!»

Шпион Эминента! Убийца старины Ольсена, едва ли не единственный живой, участвовавший в штурме Эльсинора! В темноте Торвен не разглядел стрелявшего, но в его личности не сомневался.

– За углом его ждали, мсье Торвен. Они вместе сели в экипаж.

– Кто ждал?!

– Сейчас…

Галуа вновь склонился над картонкой.

«…с улицы Сен-При, где, кстати, проживает и физик Николя Карно, без промедления съехал банкир Джеймс Ротшильд, глава „Rothsschild Freres“, перебравшись в частный дом за городом. Газетчикам, заинтересовавшимся причиной отъезда, банкир заявил с отменным хладнокровием:

– А вы что, любите холеру? Лично я – нет!..»

– Готово.

Высокий лоб с залысинами. Умные, внимательные глаза. И – резкий контраст с нижней частью лица: злой, хищной. Рот-шрам, упрямый подбородок… Торвен уже видел этот портрет! Не набросок углем – цветную гравюру. Впрочем, Галуа-младший уловил характер натуры лучше неизвестного художника. На гравюре, помнится, красовалась дарственная надпись:

«Моему любимому ученику! Запомните меня таким, дорогой Андерс…»

– Пририсуй ему орден.

– Где?

– На груди, слева.

От волнения Зануда не заметил, как перешел с юношей на «ты».

– Крест с короной? Вы знаете этого человека?

Не дождавшись ответа, Альфред продолжил рисовать. Когда он закончил, сомнений больше не осталось. Бледный, как мел, Торвен проклинал собственную рассеянность. Столкнуться с бароном фон Книгге в приемной Карно, что называется, нос к носу, и не узнать мертвеца! Сто раз, открывая рабочую папку, видеть копию – и ослепнуть при встрече с оригиналом…

– Это шпион, мсье Торвен?!

– Нет, – хрипло ответил Торбен Йене Торвен. – Это смерть.

И залпом выпил чужой сидр.

– Гони!

Грохот колес. Лязг подков о брусчатку.

Искры из-под копыт.

– Быстрей!

Кучер вжал голову в плечи. Кнут обжег спины храпящих лошадей. На повороте ландолет едва не опрокинулся. Каким-то чудом пассажир удержался внутри открытого экипажа. Не иначе, зубами вцепился, бешеный.

– Поберегись!

– Barge! [60]– орет дородная зеленщица.

Лают собаки, несясь вслед.

– Гони! Rassa do!

«Какого черта я согласился?! – недоумевает кучер. – Этому иностранцу место в Биссетре! Десять франков серебром… Жизнь дороже! Надо бы придержать коней… Проклятье! Неужто его безумие заразное?!»

– Поберегись!

Дома несутся безумным вихрем. Храпит кобыла, таращит налитый кровью глаз. Мелькает фонарный столб: еще локоть – и…

– Гони!

С диким мявом шарахается из-под копыт кошка. Подпрыгивая, катятся яблоки из опрокинутой корзины. Бранится торговка, грозя костлявым кулаком. Водоворот улиц, карусель площадей; распахнуты в крике рты…

– Приехали, мсье.

«Даже не поблагодарил. Сунул деньги – и прочь. Не надул: два серебряных пятифранковика. Не фальшивые? Вроде, нет. Едем отсюда, от греха подальше. Шажком – трюх-трюх…»

– Мсье Карно дома?

– Мсье Карно не принимает.

Морда – булыжником. Сюртук в плечах скоро треснет. Кулачищи – гири. Под верхней одеждой, за поясом, пистолет. Такие здесь привратники, значит.

– Это срочно!

– Мсье Карно не принимает.

– Это вопрос жизни и смерти!

– Мсье Карно не принимает.

– Он хотя бы дома?

– Дома. Но не принимает.

Торвен лихорадочно искал аргументы, способные убедить непреклонного стража, когда в доме хлопнула дверь. Сквозь решетку ограды было видно, как по ступенькам спускается господин средних лет: кремовый жилет в клетку, пенсне… бородка… саквояж…

Торвен не знал, каким чудом он распознал в человеке доктора.

– Мсье Карно болен?

– Да.

– Холера?!

– Типун вам на язык! – яростно сверкнули стекла пенсне.

Привратник открыл для доктора калитку и, не скрываясь, развел руками: видите, мол, что за народ к нам ходит?

– У мсье Карно скарлатина. Тоже не подарок, но я надеюсь на благоприятный исход. Всего доброго…

Туча, похожая на кляксу, под напором ветра высвободила краешек солнца. Мир засиял красками и светом. Торвен захотел вздохнуть с облегчением – и не смог.

Для своей свиты Эминент снял квартиру на острове Святого Людовика, в двенадцатом доме по Сен-Луи-ан-Л'иль – том самом, где в начале века жил несчастный инженер Лебон. Великан Ури громко восхищался апартаментами, довольно жалкими, если говорить честно; мошенник Бейтс втихомолку бранился, полагая, что патрон мог бы выбрать жилье и получше.