Даниэль Клугер - Чайки над Кремлем

– Это точка может превратиться в многоточие, – мрачно заметил Макс Вальдхайм. Он закурил очередную сигарету, несколько раз нервно затянулся, с силой раздавил ее в пепельнице, полной окурков. – Его нужно остановить. Что же ты молчишь, Алекс? Ты руководитель группы, ты должен решить.

– Я не молчу, – сказал Гертнер. – Я думаю… – он устало потер виски. – Бедная моя голова… Пожалуйста, не кури так много, Макс.

Вальдхайм дернул плечом.

– Да, руководитель, – Алекс вздохнул. – Какая там группа, Макс… Я распустил организацию.

– Ты… – лейтенант вскочил. – Это же капитуляция!..

– А продолжать играть в Сопротивление, после того, как стало ясно, что нами руководит гестапо, это, по-твоему, что?

Лейтенант отвернулся.

– Вот то-то и оно… Спасибо этому Кобличеку… Или Юзовскому, неважно. Если бы не он, мы, как бобики честно выполнили бы указания твоих бывших шефов, Ольга. Чем бы это закончилось… – Он не договорил, красноречиво махнул рукой. – Успокойся, я ни в чем тебя не виню сейчас. Все уже позади, и сделанного не вернешь. Но одно дело сделать необходимо, и в этом Макс прав. Мы не можем допустить убийства рейхсфюрера. Да, возможно гестапо изобретет новый способ. Может быть, мы все, все русские, обречены. Сейчас это неважно. Мы должны действовать. Мы должны остановить его. Независимо от того, правда ли изложена в твоем досье. И есть, к сожалению, только один способ.

Молчавшая до сих пор Ольга сказала:

– Позволь это сделать мне.

– Еще не хватало! – воскликнул Вальдхайм. – Как будто у нас мало мужчин.

– Ты не понимаешь, – сказала Ольга. – Я должна искупить свою вину.

– А я…

– Успокойтесь, – сказал Гертнер. – Послушайте меня. Он – необычный человек. И, в данном случае, решение принадлежит не нам. Он сам выбрал того, кто должен это сделать.

В комнате воцарилась тишина. Во взглядах Ольги и Макса Гертнер прочел один и тот же вопрос.

– Как вы думаете, зачем Ястреб обо всем мне рассказал? – он грустно улыбнулся. – Не догадываетесь? А я догадался. Смутное подозрение возникло у меня еще там, в отеле, но окончательно я понял только сейчас. И хочу объяснить вам. На прощанье… Ястреб устал. Он не может в этом признаться даже самому себе, но он устал от семилетней войны. Он хочет, чтобы кто-нибудь остановил его. Я иду для того, чтобы выполнить его желание. В конце концов, он заслужил этого. И не вам, а мне Ястреб рассказал обо всем. Так что – это его решение, а не мое. А его решение – приказ, ведь он, все еще, представитель Центра. И я обязан подчиняться его приказам… – он усмехнулся. – Видимо, в твоих документах сказана правда, Ольга. Бремя последнего еврея оказалось слишком тяжелым для бывшего эсэсовца. Он просит милости. Я дам ему эту милость, – Гертнер поднялся со своего места. – Прежде, чем уйти, я приказываю вам немедленно покинуть Нойштадт. Кстати, мы – последние из группы, кто еще не сделал этого. Вам следует отправиться на Славянский остров, в то укрытие, о котором знали только мы двое, Макс, помнишь?

Лейтенант кивнул.

– Запаса продуктов там хватит на две недели. Потом туда прибудет связной от Уральской группы. Думаю, он поможет вам перебраться на ту сторону. Пароль для экстренных случаев тебе известен… Ну, вот… – он снова улыбнулся. – Вот, как будто, и все.

– А ты… – тихо спросила Ольга. – Что будет с тобой?

Гертнер пожал плечами.

– Командир должен расплачиваться за свои ошибки. Будь я на фронте, наверное, меня ждал бы трибунал и расстрел – я ведь всю свою группу фактически подставил под гестапо. Будет справедливо, если я сам… – он не договорил.

– Алекс, не делай глупости! – Вальдхайм было бросился к нему, но Гертнер молниеносным движением выхватил из кармана плаща пистолет.

– Стой, где стоишь, Макс. Я не собираюсь шутить, не то время. Сделаешь еще шаг – тебе конец.

Лейтенант застыл на месте.

– Вот так-то лучше. Я заслужил право самому решать, что и как делать. Я свою карьеру закончил. Сейчас встречусь с Ястребом. Я знаю, он ждет меня. Так что – прощайте, ребята. Не задерживайтесь здесь, торопитесь. Думаю, из вас получится прекрасная пара, – он пошел было к двери, но вдруг снова остановился.

– Да чуть не забыл, а жаль было бы… Эх, и сон мне снился сегодня… Потрясающий сон. Мне снилось… – Гертнер спрятал пистолет. Улыбка его стала мягкой, никак не гармонирующей с обстановкой. – Мне снилось, что мы не пустили их в Москву… тогда, в ноябре сорок первого.