Андрей Волос - Маскавская Мекка

Он взглянул на экран идеоскопа — там колыхалось нечто бесформенное, зеленовато-серое, кое-где украшенное золотыми крапинами.

— Пошло, пошло! — хрипло крикнул старик. — Вместе, вместе!..

Найденов зажмурился, ища в мозгу представление о счастье. Тепло… ласковые пальцы… покой… Вот всплыло: скамья у обрыва… солнце из-за деревьев, вызолоченных первыми приступами смерти… вода тоже была золотой, темно-синей, бронзовой, тяжелой… Настя что-то сказала, поворачивая голову… блик скользнул по щеке… и он понял вдруг, насколько она… его ударило ощущение, что… и никогда, никогда не…

Он пытался вообразить счастье, но почему-то понимал лишь, сколь коротка жизнь, сколь необозрима вечность. Счастье? Нет, он видел другое. Гадючье тело реки цепенело, вжимаясь брюхом в илистое дно… Странное радостное отчаяние охватило душу. О, какая безнадежность! Во мраке и лютом холоде мы летим всегда — мертвые, безгласные камни. Космос не знает пределов — нет пределов тьме и смерти, нет границ времени. Ничто не имеет значения — ничто, кроме единственного мига. Всего лишь однажды, стремительно и мертво пролетая мимо, мы просыпаемся — на одно краткое мгновение, на краткое мгновение своей ненужной жизни, — и жадно смотрим друг другу в глаза. Зачем? Мы никогда не вспомним друг о друге, наши очи мертвы, они погасли и больше не зажгутся, но этот миг был, был! — мы сидели на скамье над рекой, и она смеялась, и солнце золотило волосы!..

Найденов открыл глаза.

Больше всего… да, больше всего на свете ему хотелось бы заслонить ее от несчастья… Это счастье?.. Да, счастье… Если нельзя избавить от… Неважно… Но если ужас, то пусть хотя бы ужас подступающей вечности… а не кошмар вечной сиюминутности… не темные бездны быта… не бездонные пропасти гречневой каши…

Трехмерный экран был похож на глубокую зеленоватую воду. Вода волновалась. Золотые крупицы плясали в ее свивающихся струях.

Женщина в паутинке, прижав ладонями контактеры к вискам и мерно раскачиваясь, впивалась взглядом в клокочущее жерло идеоскопа. Выражение напряженной мольбы делало ее вдохновенное лицо пугающе красивым. Спутник хмурился, морщил лоб, закусывал губу, кряхтел и тоже не отрывался от экрана. Салатная вода бурлила и скручивалась в воронки. Золотые крупицы мерцали, танцуя в глубине.

…ведь он все делал для… этого было мало… его вина, его… значит, нужно иначе… если он не в состоянии заработать… он мог бы, но… забыть обо всем, отдаться в рабство… а билет кисмет-лотереи должен принести ему тысяч триста… двести… да хоть бы даже и сто… именно для этого он и здесь… для этого он и стоит в толпе, глядя в экран… скоро начнется лотерея… он должен выиграть… он должен! Выиграть! — господи, какое это будет счастье! Пусть сто тысяч!.. а лучше бы триста!..

Сияние идеоскопа меркло. Так пламя гаснущего костра оставляет после себя переливающиеся угли.

Угли были золотыми и зелеными.

Найденов смотрел в экран, облизывая пересохшие губы.

Изображение неумолимо прояснялось.

Послышался шелест, похожий на тот, когда ветер задевает лишь самые верхушки деревьев.

— А-а-а-а-ах-х-х-х!..

Вода черствела и превращалась в листву… да, в листву… нет, не в листву, во что-то более прямоугольное… и крупицы золота тоже менялись… круглели… на них проступали буквы… цифры… какие-то профили…

Деньги!

Нежно мерцая, над их головами висела груда банкнот вперемешку с кругляшами монет.

— А-а-а-а-ах! — снова прокатилось по залу.

Женщина в паутинке негромко вскрикнула.

Справа от подиума кто-то завыл — протяжно, по-песьи.

— Ага! — ликующе воскликнул Топоруков, хлестко ударив кулаком правой руки в ладонь левой. — Получилось!.. Получилось, господа!

Вой повторился: на этот раз тон был выше, а интонация — отчаянней.

— Ну-ка, тихо там! — прикрикнул он. — Вы чего, господа? Екатерина Семеновна, что вы? Эй, кто-нибудь! Успокойте госпожу Галушко!

Заголосил еще кто-то, и еще. Голоса противно реверберировали. Женщина в паутинке прижала ладони к щекам и всхлипнула.

— Не могу, не могу! — твердила она побелевшими губами. — Ой, не могу, не могу! Ой, да за что же мне несчастье-то такое!

— Спокойно, господа, спокойно! — повторял Цезарь Самуилович, поворачиваясь то вправо, то влево и производя руками успокоительные пассы. Тихо, господа, тихо! Не волнуйтесь! Успех грандиозен. Но я вижу, что победа коллективного разума сильно ударила по вашим нервам… я понимаю. Ликвидируем сей образец единодушия, господа, — предложил он, приятно склабясь. — Чтоб не раздражал. Вы не против?

Он сделал знак и экран погас.

Рыдания постепенно стихали.

— Как это ужасно, господи, — шептала женщина в паутинке. — Боже мой, как страшно!

Похоже, она не могла прийти в себя: взгляд блуждал по сторонам, но ничто не могло заслонить ошеломительной картины, стоящей перед ее мысленным взором.

Между тем старик на подиуме щелкнул зажигалкой.

— Курите, господа, курите, — сделав несколько жадных затяжек, хрипло предложил он. — От одной-двух сигарет еще никто не помирал… Сейчас приступим, — закашлялся и сказал затем, то и дело пытаясь то ли что-то сглотнуть, то ли унимая сердцебиение: — Приступим… да… пора, господа… уммм… пора. Не все же в бирюльки играть. Судьба не ждет. Судьба… уммм… стоит у порога… Вот говорят, там у нас революция, — он махнул рукой по направлению к дверям. — Но все вы здесь, потому что судьба интереснее революций! Какое… уммм… какое все-таки замечательное изобретение эта кисмет-лотерея! Вместо того, чтобы день за… уммм… за днем ждать решения судьбы, вместо того, чтобы гадать, что ей взбредет — осыплет милостями? обрушит нищету и несчастье? и, главное… уммм… главное, когда именно она всем этим займется? — вы покупаете билет и приходите в красивый зал, стены которого исписаны ее тайными велениями, — говорил Топоруков, плавным жестом очерчивая пространство зала. — Вы не ждете, когда судьба соблаговолит явиться к вам! Вы сами идете… уммм… идете к судьбе! Вы сами назначаете ей встречу!..

Цезарь Самуилович сделал несколько шагов, качая головой так, будто вновь и вновь поражался грандиозности перспектив.

— Однако! — строго сказал он, подняв сигарету предостерегающим жестом. — Это вовсе не значит, что судьба, будто дикий зверь, кинется на вас, как только вы перешагнули порог. Вовсе нет! Разумеется нет! — Он уже шел в другую сторону, посмеиваясь и по-прежнему качая головой, но теперь уже так, как если бы услышал что-то в высшей степени наивное и даже несуразное. Конечно же нет! Судьба не кидается на вас с порога. Напротив, она смиренно ждет: может быть, вы передумаете? Может быть, вы не захотите услышать ее решения? — Он сощурился и окинул зал хитрым взглядом. — Может быть, вы в последнюю секунду смалодушничаете? Двинетесь по срочным делам? Мало ли может быть у человека причин передумать! В этом нет ничего позорного, верно? Ведь вы свободны — вы свободны до самой последней секунды! Вы вправе заткнуть уши: не хочу знать решения судьбы! Пропади оно пропадом!.. И тогда все остается как прежде. Единственная, но несущественная потеря — это билет. Для того, чтобы еще раз явиться на встречу с судьбой, вам придется купить новый.