Олег Авраменко - Принц Галлии

Между тем Филипп, цепко держа Бланку за запястье, обмозговывал одну великолепную идею, только что пришедшую ему в голову: схватить даму своего сердца на руки и, решительно подавив возможное сопротивление, немедленно утащить ее к себе — а потом хоть трава не расти. Однако, по зрелом размышлении, он пришел к выводу, что для такого смелого и мужественного поступка ему недостает, как минимум, двух кубков доброго вина, и твердо постановил воспользоваться первым же удобным случаем, чтобы наверстать упущенное. Словно догадываясь, какие мысли роятся в голове Филиппа, Бланка опасливо косилась на него, но высвободить свою руку не пыталась.

Очутившись в просторной спальне новобрачных, разгоряченные вином вельможи большинством голосов потребовали, чтобы сперва Габриель полностью раздел Матильду и только затем отдал им на растерзание ее подвязку. В те времена еще был в ходу обычай перед первой брачной ночью выставлять голую невесту на всеобщее обозрение и в присутствии шумной компании друзей жениха укладывать ее в постель. По крайней мере, Филиппу с Луизой пришлось пережить подобное, и потому он спьяну поддержал это требование, начисто проигнорировав умоляющие взгляды Матильды, которые она бросала на него, Бланку и Маргариту.

Тяжело вздохнув, Габриель принялся исполнять желание их высочеств. От волнения его зазнобило, а на лбу выступила испарина. Матильду пробирала нервная дрожь; она зябко ежилась под откровенными взглядами и, сгорая от стыда, страстно молила небеса ниспослать ей быструю смерть.

Когда на девушке оставались лишь чулки, туфли и короткая нижняя рубаха из тонкой полупрозрачной ткани, Бланка твердо произнесла:

— Ну все, милостивые государи, довольно. По-моему, хватит.

В ее звонком голосе прозвучала такая властность, что пьяные хихиканья женщин, возбужденные комментарии и похотливые ахи да охи мужчин мигом улеглись, и все присутствующие немного протрезвели.

— Кузина права, — сдержанно отозвалась Маргарита. — Пожалуй, достаточно. А теперь, дорогие дамы и женатые господа, отойдите-ка в сторону. Пускай господа неженатые малость поразвлекутся.

Все дамы, женатые господа и господа, причислившие себя к таковым, торопливо отступили к стене, оставив посреди комнаты семерых молодых людей, жаждавших выяснить между собой, кто же из них первый станет женатым. Габриель опустился перед Матильдой на колени, дрожащими руками снял с ее правого чулка отделанную кружевом подвязку и, глубоко вдохнув, наобум бросил ее через плечо.

И пошло-поехало!.. Филипп множество раз присутствовал на свадьбах, но никогда еще не видел столь яростной, жестокой, беспощадной борьбы за брачную подвязку. Зрители громко хохотали, пронзительно визжали, некоторые, согнувшись пополам, тряслись в истерике, и все дружно подзадоривали дерущихся, каждый из которых, раздавая пинки и тумаки направо и налево, стремился первым подхватить с пола подвязку. Улучив момент, сразу двое, Педро Оска и Тибальд Шампанский, одновременно нырнули вниз, протягивая руки к драгоценному талисману, но столкнулись лбами и грохнулись на пол. Остальные пятеро навалились на них сверху.

Однако злополучная подвязка не досталась никому из претендентов. Видимо, в пылу борьбы кто-то невзначай подцепил ее, но, не заметив этого, сделал резкое движение — как бы там ни было, подвязка вылетела из образовавшейся кучи-малой, описала плавную дугу и приземлилась точно у ног Жоанны Наваррской.

— Вот и все, — спешно констатировала Маргарита, побаиваясь, что увлеченные борьбой мужчины того и гляди набросятся на ее кузину. — Победила Жоанна… Гм. Это очень кстати, сестренка. Тебе давно пора замуж.

Жоанна покраснела и, скрывая смущение, быстро наклонилась к подвязке — якобы для того, чтобы подобрать свой трофей.

— Ну, ладно, друзья, — между тем продолжала Маргарита. — Поразвлеклись и хватит. Пускай теперь порезвятся наши молодые. Пора им тоже вступить в противоборство… Разумеется, любовное.

Большинство присутствующих добродушно загоготало на грубую шутку наваррской принцессы, а Бланка закусила губу и нахмурилась.

«Боюсь, это вправду будет походить на противоборство, — подумала она, сочувственно глядя на убитую горем Матильду. — Но вовсе не любовное…»

Молодые вельможи задержались в брачных покоях еще ровно настолько, чтобы распить бурдюк вина. При этом умудренные опытом сердцееды, мастера в деле ублажения дам, среди коих был и Филипп, дали Габриелю несколько ценных, квалифицированных, но очень пикантных советов, от которых бедная Матильда так и села на кровать, искренне сожалея, что не может провалиться сквозь пол.

Постепенно спальня опустела. Чуть дольше остальных задержалась в ней Бланка. Она подошла к Матильде, молча обняла ее и расцеловала в обе щеки; затем, чувствуя, что на глаза ей наворачиваются слезы, почти бегом бросилась к выходу. Наконец, молодожены остались наедине.

Какое-то время в спальне царила напряженная тишина, лишь из-за двери доносилась неразборчивая болтовня и громкие смешки вельмож, покидавших брачные покои. Габриель сбросил с себя камзол и башмаки и робко подступил к Матильде, которая сидела на краю широкого ложа, ссутулив плечи, и исподлобья пугливо глядела на него.

Сердце Габриеля заныло в истоме. Он хотел сказать Матильде так много ласковых слов, он так любил ее, он ее обожал… А она ненавидела и презирала его — за ту единственную ошибку, которую он совершил три недели назад, ослепленный страстью, полностью потеряв рассудок и контроль над собой. Лишь теперь Габриель понял, к чему привело его упрямство в паре с безумием. Он на всю жизнь связал себя с женщиной, которая испытывает к нему отвращение, которая гнушается его, в глазах которой он олицетворение всего самого худшего, самого низменного, что только может быть в мужчине. С каждой ночью, с каждой их близостью, ее отвращение будет лишь усиливаться, а вместе с ним будет расти ее ненависть к нему, и постепенно его жизнь превратится в ад. Он никогда не дождется от нее ответной нежности, теплых слов поддержки и понимания. Они всегда будут чужими друг другу, мало того — врагами…

Все ласковые слова вдруг застряли у него в горле. Он резко, почти грубо, произнес:

— Ты сама снимешь чулки, или это сделать мне?

Едва лишь Бланка вышла из покоев новобрачных, тотчас рядом с ней возник Филипп, и его пальцы вновь сомкнулись вокруг ее запястья.

— Дорогой кузен, — раздосадовано сказала она. — Пожалуйста, отпустите меня.

— И не подумаю, моя бесценная кузина, — кротко возразил он. — Почему бы нам не пойти вместе?

— Хотя бы потому, что нам не по пути. Я иду к себе.

— Но зачем?