Олег Авраменко - Принц Галлии

— Что с тобой, милая? Почему ты плачешь?

— Вы… ты насилуешь меня. Ты заставляешь… принуждаешь…

Он провел большим пальцем по ее розовым губам, которые непроизвольно напряглись и задрожали.

— А если я не буду принуждать, ты согласишься? Ну, не отказывайся, солнышко, ведь я так тебя хочу. Я никого еще не хотел так, как тебя. Я просто дурею от тебя.

Бланка отрицательно покачала головой:

— Нет, Филипп.

— Но почему? Разве я не нравлюсь тебе?

Бланка промолчала. Продолжая удерживать ее в объятиях, Филипп свободной рукой погладил сквозь ткань юбок и платья ее бедро, затем пальцами пробежал вдоль стана к груди, пощекотал ее подбородок, шею, за ушком… Бланка глубоко и часто дышала, вся пылая от стыда и сладостного возбуждения.

— Так я что, не нравлюсь тебе? — повторил свой вопрос Филипп.

— Почему же, нравишься, — дрожащим голосом, почти умоляюще, ответила Бланка. Как-то само собой она перешла на ты, понимая, что в данной ситуации обращение во множественном числе выглядело бы по меньшей мере комично. — Даже очень нравишься. Но я люблю другого.

— Господина де Монтини?

— Да, его.

— А если бы не любила, согласилась бы стать моей?

Бланка смущенно опустила глаза.

— Да, — после непродолжительного молчания призналась она. — Тогда бы я согласилась.

Филипп вздохнул и просто положил руку ей на колено.

— Ты заблуждаешься, Бланка. На самом деле ты не любишь Монтини, ты просто увлечена им. Ты не можешь его любить, я в этом уверен.

— И, наверное, потому, — саркастически произнесла она, — что он мне не ровня?

— Вовсе нет, солнышко. Уж я-то знаю, с какой легкостью любовь преодолевает все кастовые предрассудки… Но сейчас речь о другом.

— О чем же?

— О том, как ты восприняла мои советы Габриелю.

— Это бесстыдство!

— Вот именно. Ты считаешь это бесстыдством — и не только то, что я дал эти советы в присутствии женщин, но и то, что я вообще даю такие советы. Следовательно, Монтини с тобой ничего подоб…

В этот момент Бланка зажала ему рот рукой.

— Имей же совесть, Филипп!

Филипп мягко, но решительно отнял ладонь от своего рта и по очереди поцеловал каждый изящный пальчик.

— А между тем, — продолжал он, как ни в чем не бывало, — господин де Монтини весьма опытный в таких делах молодой человек. Он не какой-нибудь неуклюжий юнец, который только то и умеет, что залезть на женщину, а спустя пару минут слезть с нее…

— Замолчи!

— Нет, Бланка, я не буду молчать, — в обличительном порыве заявил Филипп. — Я открою тебе глаза на истинное положение вещей. Ну, сама подумай: чем можно объяснить тот факт, что на третьем месяце любовной связи с таким отъявленным повесой, как Монтини, ты все еще остаешься забитой, невежественной девственницей?

— Я…

— Этому есть лишь одно объяснение. Ты не любишь Монтини. В постели с ним ты чувствуешь себя скованно, неуютно, неуверенно. Ты не отдаешься ему полностью и не позволяешь ему отдаваться тебе целиком. Ты стесняешься его, тебя неотступно преследует страх оказаться в неловком положении. И перед кем? Перед человеком, которого ты якобы любишь! Я почти уверен, что ты не раз отталкивала Монтини, когда он, по твоему мнению, «заходил слишком далеко», предлагал тебе «постыдные ласки»…

— Ну все, хватит!

Бланка решительно встала, явно намереваясь указать ему на дверь. Однако Филипп был начеку — он тут же сгреб ее в объятия и усадил к себе на колени.

— Отпусти меня! Сейчас же отпусти!

— Спокойно, пташечка! — произнес Филипп с металлом в голосе. — Если ты сию минуту не уймешься, клянусь, я пренебрегу своими принципами и изнасилую тебя. Сегодня ты так возбуждаешь меня, что я, пожалуй, решусь на этот поступок.

— И покроешь себя позором!

— А кто об этом узнает? Да ты скорее умрешь, чем обмолвишься кому-нибудь хоть словом. Еще и горничной строго-настрого прикажешь держать язык за зубами. Или я ошибаюсь?

Бланка обреченно вздохнула, признавая его правоту.

— Нет, не ошибаешься.

— То-то и оно, — удовлетворенно констатировал Филипп. — Вот мы и пришли к согласию. Теперь, милочка, устраивайся поудобнее — ты даже не представляешь, какое для меня удовольствие служить тебе креслом, — и будь паинькой. Я ведь совсем не хочу применять к тебе силу. Я вообще не люблю принуждать женщин, а тебя — особенно. Потому что ты лучше всех на свете.

— Врешь! Ты говоришь это всем женщинам, которых хочешь соблазнить.

— Но только не тебе. Тебе я не вру. Я просил твоей руки не потому, что ты была скомпрометирована теми дурацкими слухами. Право, если бы я женился на всех девицах, чья репутация была подмочена из-за меня, я был бы обладателем одного из самых больших гаремов во всем мусульманском мире. Но я не мусульманин, я принц христианский, и я собирался взять себе в жены ту, которая нравилась мне больше всех остальных. Тебя, сладкая моя, тебя, любимая. Ты просто прелесть, ты чудо… О, боже, ты сводишь меня с ума!

На этот раз ему быстро удалось расстегнуть корсаж и обнажить ее плечи и грудь. Поначалу Бланка не могла собраться с силами для решительного отпора, памятуя угрозу Филиппа изнасиловать ее, а чуть погодя ей пришлось направить все свои усилия на то, чтобы преодолеть дикое возбуждение, вмиг поднявшееся в ней от легоньких, но бесконечно нежных прикосновений к ее коже его пальцев и губ.

— Не надо… прошу тебя… — умоляюще прошептала она.

— Неужели я чем-то хуже твоего Монтини? — спросил Филипп, страстно глядя ей в глаза. — Скажи: чем?

Бланка до боли закусила губу, еле сдерживаясь, чтобы не выкрикнуть: «Да ничем!» — и самой поцеловать его.

Филипп прижал голову Бланки к своей груди и зарылся лицом в ее душистых волосах. Она тихо постанывала в истоме, а ее руки все крепче обвивались вокруг его туловища. Наконец Филипп поднял к себе ее лицо и пылко прошептал:

— Я люблю тебя, Бланка. В самом деле люблю. Я так жалею, что мы не поженились… А ты любишь меня?

Вместо ответа она закрыла подернутые поволокой карие глаза и чуть разжала губы. Наклонив голову, Филипп коснулся их своими губами — а мгновение спустя они слились воедино в жарком поцелуе.

Целовалась Бланка умело (в этом Монтини нельзя было упрекнуть), а ее губы были так сладки, что Филипп совсем одурел. Он опрокинул ее навзничь и, не обращая внимания на протестующие возгласы, отчаянные мольбы и угрозы, запустил свои руки ей под юбки. При этом обнаженная правая нога Бланки оказалась меж ног у Филиппа, и, скорее машинально, чем осознанно, она пнула коленом ему в пах.

Удар вышел не очень сильным, но вполне достаточным, чтобы Филипп, взвыв от боли, сложился пополам и бухнулся с дивана на пол. Бланка приняла сидячее положение, одернула платье и прикрыла обнаженную грудь.