Олег Авраменко - Принц Галлии

— О чем это вы? — озадаченно спросила Бланка; она уже натянула на ноги чулки, вступила в тапочки и закуталась в пеньюар. — О ком вы говорите?

Филипп растерялся, не зная, что ей ответить.

— Сударыня, — произнес за дверью Эрнан. — Право, мне очень неловко, но в связи с отсутствием госпожи Маргариты я вынужден обратиться за помощью к вам.

Филипп и Бланка обменялись взглядами.

— Хорошо, — сказала она и, оценивающе поглядев на свой длинный пеньюар, добавила: — Одну минуту, граф.

Пока Филипп одевался, Бланка расправила на кровати одеяло, зажгла в канделябре еще две свечи и спрятала в сундук все свое белье и верхнюю одежду. Затем она присела на край кровати перед столиком с остатками ужина и пригласила Шатофьера войти.

Эрнан выглядел уставшим и до предела взвинченным. Во всем его облике сквозила растерянность вперемежку с недоумением.

— Я, право… — начал было он, но Бланка решительно перебила его:

— Отбросим формальности, граф. Я знаю вас как очень тактичного и воспитанного человека, и не сомневаюсь, что без веских причин вы бы не решились поставить меня… поставить всех нас в неловкое положение. Прошу вас садиться, сударь.

Эрнан осторожно опустился на табурет, где прежде сидел Филипп. Сам Филипп устроился подле Бланки.

— Дорогая, — сказал он, видя, что Шатофьер колеблется. — Приготовься услышать от моего друга дурные вести. Он собирается поведать нам еще об одном скандале в нашей милой королевской компании.

— И эти вести, — добавил Эрнан, — гораздо хуже, чем ты полагаешь, Филипп.

— Вот как?

— А в чем, собственно, дело? — осведомилась Бланка. — Насколько я поняла из ваших слов, граф, вы кого-то допрашивали. Вы раскрыли какой-то заговор?

Эрнан сдержанно кивнул.

— И небось, — продолжала она, — в нем замешан… мм… мой муж ? — последние два слова Бланка произнесла с презрительной иронией.

— Да, — подтвердил Филипп. — Граф Бискайский вместе с виконтом Иверо запланировали убийство Маргариты.

При этом известии Бланка не вскрикнула от ужаса, как ожидал Эрнан, и не сверкнула в гневе глазами, как предполагал Филипп, и даже не вздрогнула — что, по мнению обоих, было бы вполне естественной реакцией. Она лишь поджала губы и побледнела, а пальцы ее рук судорожно сцепились. В спальне воцарилась гнетущая тишина.

— Я опасалась чего-нибудь в этом роде, — наконец произнесла Бланка со зловещей кротостью в голосе. — Еще летом я предупреждала Маргариту, что она играет с огнем. Это правда, она не давала Рикарду никаких надежд и не уставала повторять, что не выйдет за него замуж. Но держалась она с ним не как с любовником, а как с супругом. Она сильно привязала его к себе, а он… Он так безумно любил ее, что, когда был отвергнут, вовсе потерял голову… Бедный Рикард! Бедная Елена!.. А мой муж — мерзкий, отвратительный негодяй! Это он во всем виноват, он воспользовался безумием Рикарда и подбил его на преступление. Надеюсь, он не уйдет от расплаты. Надеюсь, ему отрубят голову — чего он давно заслужил.

От этих слов Бланки, от ее жуткого, неестественного спокойствия по спине Эрнана пробежал озноб. Несколько секунд он ошеломленно глядел на нее, затем с трудом промолвил:

— Будем надеяться, моя принцесса, что граф не избежит заслуженной кары — и людской, и Божьей. А вместе с ним — и виконт Иверо.

Взгляд Бланки смягчился. Наряду с холодной решимостью в ее глазах появилась грусть.

— Маргарита помилует Рикарда, в этом я не сомневаюсь. Ведь он не преступник — он безумец.

Эрнан тяжело вздохнул:

— Увы, сударыня, все не так просто. Господин виконт в своем безумии зашел слишком далеко. Он уже переступил ту грань, за которой кончается милосердие. Вначале я тоже жалел его и сочувствовал ему — пока не узнал, как обстоят дела.

— Есть что-то еще? — спросила Бланка. — Что-то, о чем не сказал Филипп?

— К сожалению, да. Задумай виконт совершить покушение на жизнь госпожи Маргариты в пылу страсти, побуждаемый ревностью и отчаянием, его, безусловно, можно было бы простить. Но…

— Но? — Бланка вся напряглась и немного подалась вперед.

— Но? — эхом отозвался Филипп. Едва лишь увидев Эрнана, он почувствовал что-то неладное. А чуть позже у него возникло подозрение, что Шатофьер узнал нечто, потрясшее до глубины души, и теперь, пусть и неумышленно, он оттягивает тот момент, когда ему придется сообщить эту ужасную весть. — Да скажи, наконец, что стряслось!

— Сударыня, — заговорил Эрнан, обращаясь главным образом к Бланке. — Как вы, наверное, догадались из нашего разговора с Филиппом, я только что…

— Да, вы допрашивали сообщника — это я поняла. И кто же он?

— Сам виконт Иверо.

Бланка вздрогнула и недоверчиво поглядела на него.

— Боже правый! Вы…

— Да, моя принцесса. Я сознаю, что нарушил закон, ибо допрашивать принца королевской крови с пристрастием допустимо только с позволения короля и Судебной Палаты Сената… Впрочем, его просто били, и я готов нести за это ответственность — за то, что велел нанятым мною людям избить господина виконта. Я искренне сожалею, сударыня, поверьте. Но я не раскаиваюсь. Полученные таким путем сведения оправдывают те незаконные средства, к которым я вынужден был прибегнуть.

— И что это за сведения? — холодно спросила Бланка, всем своим видом показывая, что доводы Эрнана не убедили ее.

— Между прочим, — добавил Филипп, с укоризной глядя на друга, — я не давал тебе таких полномочий. Указания были четкими и ясными — запугивать, но не применять насилие.

— К счастью, мне хватило ума не следовать твоим указаниям.

— К счастью?!

— Именно так — к счастью. К счастью для Жоанны Наваррской.

— Она-то здесь при чем?

— А при том, что сегодня ровно в час пополуночи Рикард Иверо должен встретиться в верхнем коридоре галереи с неким сообщником, предположительно, с самим графом Бискайским, и помочь ему в убийстве княжны Жоанны.

— Пресвятая Богородица! — воскликнула Бланка. — Да что вы говорите, граф?!

Ошарашенный Филипп с немым вопросом уставился на Эрнана, который тем временем невозмутимо продолжал:

— В этом самом преступлении и сознался виконт Иверо. Он утверждает, что абсолютно непричастен к заговору Александра Бискайского с целью убийства госпожи Маргариты и ничего не слышал о нем.

— Но разговор…

— Не напоминай мне об этом! — раздраженно рявкнул Шатофьер. — Я ничего не понимаю! Ровным счетом ничего. Я вдолбил в свою тупую башку, что собеседником графа был Рикард Иверо — будто бы он единственный отверженный принцессой любовник… Но ведь все, решительно все свидетельствовало против виконта. И этот разговор на ристалище: «Она поступила с тобой по-свински… Она отступилась от тебя», и эти слова, что присутствующие не в счет, когда речь шла о родственниках — неужели я превратно истолковал их?… Нет, я отказываюсь что-либо понимать! Или я глупец и редкостный тупица, или же… Тысяча чертей! Из-за своей дурацкой самоуверенности я чуть было не позволил Александру Бискайскому совершить сразу два убийства — сестры и кузины. Мне просто повезло, что Рикард Иверо, непричастный к покушению на принцессу Маргариту, все же оказался замешанным…