Андрей Мартьянов - Мировой кризис

— Вы же видите, я серьезен до невозможности, — тихо сказал главарь. — И предупрежден о ваших шуточках. — Бумаги? Или следующей будет дама!

— Коричневый портмоне, — упавшим голосом сказал Джералд. — Вон там, справа, на столе. Но вы гарантируете, что…

— У меня контракт, — неприятно усмехнулся человек с восточной внешностью. — Сейчас взгляну. Да… Кажется, это то, что нужна Косой, Фима, заберите все остальное — деньги, часики, оружие. Простите, господа, но это обычный налет: зачем я буду оставлять вам то, что смогу потратить сам?..

Они были стремительны и в какой-то мере безупречны: выпотрошили бумажники, концессионные документы отправили в печку кухоньки салона, единственно, не опустились до обшаривания карманов. Один из бандитов, перерывавший чемодан Баркова, нашел коробочку с Георгиевским крестом четвертой степени, покачал головой и положил орден на место; забрал только маменькин образок в золотом окладе с изумрудами.

— Прощения просим за неудобства, — сказал косоглазый, выставив перед собой пистолет и отходя к распахнутым дверям вагон-салона. — Посидите смирно совсем немного, и впредь мы с вами никогда не встретимся.

Замешательство концессионеров продолжалось не больше минуты. Разбойники ушли. Ева первая бросилась к Ойгену, за ней поспешил граф.

— Ублюдки, руки сковали… Евангелина, да отойдите же! Дышит! Странно, ранение в область сердца!..

— Дайте сюда! — заорал Тимоти, хватая со стола вилку. — Наручные браслеты фирмы «Джексон и Воль», они открываются моментально. Стойте спокойно! Прохор, иди сюда! Дай руки! Погодите, у меня второй пистолет лежал под подушкой, Они его не нашли, вдруг вернутся?

— Не вернутся, — ответил мсье Вершков, быстро растерев запястья. — Одесские налетчики, про них столько в газетах пишут — появились из ничего, исчезли в никуда. Чувствуете, керосином потянуло? Мистер Тимоти, за мной бегом! Доктор, вы тоже!.. Ваше сиятельство!

Камердинер графа не ошибся — через разбитые окна отчетливо воняло чем-то нефтяным с дымной примесью.

Выскочили из вагона. На первой платформе с контейнерами полыхнул оранжевый костерок, лопнула банка с керосином, огонь начал расползаться.

— Я к паровозу, — рявкнул Тимоти. — А вы расцепляйте вагоны! Эти скоты решили нас сжечь!

— Прошка, давай! — его сиятельство самолично ухватился за винт крюка-замка, соединявшего платформу и товарный. Примчавшийся к локомотиву Тимоти тем временем быстро освобождал машиниста, отпирая замочек браслетов найденной тут же согнутой медной проволокой. — Пр-рохор, наляжем!

Паровоз громогласно фыркнул, остатка пара хватило, чтобы он прошел вперед еще ярдов пятьдесят, разъединяя основной состав с заполыхавшей факелом платформой. Удалось сохранить авто — «Руссо-Балт», стоявший на отдельной двуосной железнодорожной тележке, Барков с Прохором успели спасти от огня, зато все снаряжение концессии теперь превращалось в пепел: зарево пожара видели за несколько верст.

Конная полиция из Березовки подоспела четверть часа спустя. С ней прибыли два пожарных экипажа, которым делать здесь было уже нечего.

После рассвета разгромленный курьерский поезд с пассажирами и погибшими был доставлен маневровым паровозом на станцию.

Началось разбирательство. О происшествии незамедлительно телеграфировали куда следует.

В семь утра дежурный адъютант разбудил одесского шефа жандармов, князя Бобруйского-Думбадзе.

В девять доложили его величеству императору Всероссийскому Николаю III, в череде прочих чрезвычайных событий. Обычная сводка. Император выразил недовольство.

В полдень по Петербургу приватная новость незнаемыми путями дошла до Парижа, и с нею ознакомился некий Люк Анно.

Мсье Анно имел привычку думать, перед тем как действовать. Посему две телеграммы в Одессу он отправил только через сутки, тщательно взвесив все «за» и «против».

Записную книжку Робера де Монброна налетчики не отобрали, не видели в ней ценности. А ценность имелась великая — стихотворение Франсуа Вийона, ключ к шифру, с помощью которого обменивались сообщениями банковский дом «Монброн ле Пари» и ночной король Парижа. Робер, правда, о ней пока не вспоминал — не до того было.

Для Березовки, тишайшего и сонного южного городка уездного подчинения, ночное событие стало сенсацией номер один, затмившей даже вынужденную остановку на станции царского поезда восемь лет тому назад из-за поломки локомотива. Мещанки доселе обсуждали мельком виденные платья светских дам, вышедших подышать воздухом на перрон, а волостной старшина Нечипорук в пьяном виде любил хвастать, будто был допущен к перстоцелованию. Врал, разумеется.

К девяти утра все березовские обыватели, начиная от образованного станционного фельдшера и заканчивая распоследней торговкой гусями, знали, что стряслось нечто невероятное, по масштабу сравнимое если не с войной 1812 года, то уж точно с землетрясением или паводком двадцатилетней давности, когда в городишке смыло больше трети домов и обрушилась колокольня. Слухи распространялись самые невероятные. Нападение на поезд великого князя! Да нет же, на германского посланника, а устроили это турки или персиянцы! В Москву шел состав с золотом, налетчики ограбили четыре вагона, остальные пожгли! И так далее.

Спасибо становому приставу Березовки — человеку пожилому, бывалому и рассудительному: все сделал как надо. Раненых спешно отвезли на квартиру земского врача, в уезд отправили не только телеграмму с просьбой о помощи, но и гонца из числа урядников, немногих пассажиров курьерского разместили в доме помещика Федоршина, принявшего перепуганных заграничных господ и угрюмого петербургского графа с редкими гостеприимством и участием, чем отроду славилась Новороссия.

Становой в дело соваться не стал — как и положено, составил протокол о происшествии, распорядился десятским смотреть за стоящим на запасном пути составом в оба глаза и не пущать любопытных к вагонам, а сам предпочел дожидаться судейских и начальство из Одессы.

Начальство себя ждать на заставило: ко второй половине дня заштатную Березовку наводнили полицейские и жандармские чины, а также господа в партикулярном — приехал даже один генерал. Зевак от федоршинского дома с фальшивыми коринфскими колоннами и яблоневым садом оттеснили городовые, целый табун следователей принялся осматривать злосчастный поезд. Профессор медицинской кафедры Одесского университета Кульчицкий с ассистентами, прибывшие для освидетельствования раненых, немедля направились к врачу-земцу. Полчаса спустя профессор вышел из комнаты с вытянутым бледным лицом и пробормотал одно-единственное слово «Невероятно…».