Богдан Сушинский - Субмарины уходят в вечность

– Ваша воздушная торпеда к удару готова? – наконец нарушил обет молчания вождь наций, игнорируя все пробные шары главного конструктора оружия возмездия. – Запускайте, наконец, вашего космонавта.

– Команда на пуск прозвучит через пять минут.

– Не станем томить американцев ожиданием.

Браун поинтересовался у пилота, готов ли тот к полету, и тот довольно бодро заверил конструктора, что готов. Фюрер и генералы могли слышать ход их переговоров по громкоговорителю, хотя все они понимали, что речь шла всего лишь о психологической готовности пилота, поскольку на старте от него ровным счетом ничего не зависело: ракета взлетала и направлялась на цель, исходя из заданной программы.

Другое дело, что потом уже сам пилот должен был скорректировать направление полета воздушной торпеды, и он же, по команде с Пенемюнде, обязан был привести в действие детонирующее устройство, благодаря которому, при попадании ракеты в цель, должно было сработать триста пятьдесят килограммов взрывчатки.

– Пуск! – азартно прокричал в переговорное устройство фон Браун и рванул стартовый рубильник.

В бункере воцарилось гробовое молчание, которое не смогло нарушить даже весьма ощутимое колебание почвы, появившееся во время взлета ракеты.

– Пуск произведен! – послышался ликующий голос офицера, ответственного за техническое состояние пусковой площадки. – Она ушла!

Вот уже и Ренс радостно доложил, что пуск ракеты прошел успешно. Впрочем, в командном бункере и сами видели это. Однако отошло в вечность еще каких-нибудь десять-двенадцать секунд, и в динамике вдруг раздался испуганный крик пилота Шредера:

– Она горит! Сейчас она сгорит! Мой фюрер, я умираю!

И больше они не услышали от бравого боевого летчика ни слова.

Оторвавшись от окуляров теперь уже ничего не объясняющих перископов, фюрер и Браун непонимающе уставились друг на друга.

Опомнившись, Браун пытался вызвать пилота на связь, но тот не подавал никаких признаков жизни.

– Ренс! – заорал Ракетный Барон. – Вы слышите меня, Ренс?

– Слышу, господин штурмбаннфюрер.

– Что, черт возьми, произошло, на сей раз?!

Начальник технического отдела с ответом не торопился. Понадобилось несколько томительных секунд, прежде чем в командном бункере вновь услышали его на удивление спокойный голос:

– Если вы о ракете, ответственность за которую лежит на мне, то с ней все в норме.

– Выражайтесь яснее, Ренс! Все мы ждем вашего доклада, – напомнил этим «все мы», что рядом с. ним находятся фюрер и высшие армейские чины.

– Докладываю: ракета не взорвалась. Возгорание не произошло. Она продолжает полет к заданной цели.

Гитлер и Ракетный Барон вновь удивленно переглянулись.

– А вам, барон, не кажется, что несостоявшийся космонавт попросту струсил? – лукаво ухмыляясь, поинтересовался Шауб, все еще не позволявший себе простить пилоту Шредеру его непочтительности.

– Вполне допускаю, что именно это и произошло, – сконфуженно согласился Ракетный Барон. – Кроме всего прочего, пилотируемый полет связан еще и с психологическим настроем летчика.

– Только что нам это продемонстрировали, – недовольно напомнил ему генерал-лейтенант Дорнбергер. Как комендант ракетного центра, он чувствовал и свою собственную вину за очередной конфуз на стартовой площадке.

– Послушайте, Ренс, – молвил Браун, мужественно проглатывая все услышанное. – Пусть связист еще раз попытается связаться со Шредером, а вы свяжитесь с пилотами, которые ведут наблюдение за полетом ракеты.

– Все три пилота воздушных наблюдателей сообщили, что ракета находится в полете, – объявил Ренс еще через минуту, – и уже выходит из зоны их видимости. Она уходит в небо, господин штурмбаннфюрер, – почти радостно заключил он, совершенно забыв о пилоте, судьба которого его уже, похоже, совершенно не интересовала. – Еще немного, и она будет в космосе.

– Сейчас речь идет не о космосе, – почти прорычал Браун, прекрасно помня, что начальник технического отдела в курсе его «космических» отношений с фюрером.

– Понимаю, не о космосе, – понял свою оплошность Ренс. – Это всего лишь один из этапов полета, который проходит успешно.

– Почему Шредер кричал, что он горит?! – наклонился над ухом Брауна генерал Дорнбергер. – Что-то все же произошло!

– С пилотом, – стоически выдержал и этот натиск Ренс. – С ним действительно что-то произошло. Но не с ракетой. Взрыв ракеты датчиками не зафиксирован, пламени на ракете не было и сейчас не наблюдается.

– Тогда что же произошло с пилотом?! – прокричал Гитлер в свое переговорное устройство.

– Он на связь не выходит. У него есть аварийная кнопка. Даже если пилот не в состоянии говорить, он мог бы нажать виднеющуюся прямо перед ним кнопку, как сигнал беды. На такое способен даже человек, находящийся одной ногой в могиле. Однако Шредер и на это оказался неспособен.

– Как я и предполагал, – напомнил о своей холодной мести личный адъютант фюрера.

– Но если все хорошо, – вновь заговорил сам фюрер, – если вы утверждаете, что все датчики работают нормально и ракета летит, как объяснить гибель столь опытного, не раз встречавшегося со смертью пилота?

– Попытаемся выяснить, – откровенно растерялся начальник технического отдела.

– А по-моему, уже все ясно, – объяснил вместо него фон Браун. – Ракета не возгоралась, она летит заданным курсом, а значит, пилот не сгорел, не погиб.

– Что же тогда с ним?

– Почувствовав перегрев, он попросту испугался и поспешил воспользоваться ампулой с цианистым калием.

– Впредь пилотам не следует выдавать ампулы, – назидательно молвил Каммлер. – Слишком уж заманчиво они выглядят в кабине смертников.

– Не следует допускать их на стартовую площадку при экспериментальных запусках ракет, – парировал Браун. – Сидя в своей кабине, Шредер мог заметить свечение на носу ракеты и решил, что она загорелась.

– И этого оказалось достаточно?! – изумился фюрер.

– Порой люди кончают жизнь самоубийством и по более мелочному поводу, – заметил генерал Дорнбергер.

– Недавно он присутствовал во время пробного запуска нашей гренландской ракеты, сгоревшей, как вы знаете, буквально через несколько секунд после взлета, прямо над островом, – попытался, объяснить психологический срыв пилота фон Браун. – Шредер тогда ужаснулся. Да что там, увиденное попросту повергло его в ужас.

– Как я и предполагал, с наградой за мужество мы явно поспешили, – по-идиотски ухмыльнулся Шауб, однако фюрер с таким гневом взглянул на него, что тот мгновенно сник.

– Зачем же вы дали согласие на его полет? – вмешался в их разговор неугомонный Каммлер.

Брауна так и подмывало сказать, что решение принимал не он, а личный агент фюрера по особым поручениям Отто Скорцени. Мало того, он помнил, что обер-диверсант рейха умышленно переставил Шредера в списке кандидатов, чтобы карта судьбы неминуемо легла на него; и что сделал он это как раз в наказание за трусливые откровения Шредера в своем дневнике.