Владилен Машковцев - Время красного дракона

— А куда вы направились?

— Голох воловать! — созналась малышка.

— Зачем же горох воровать? Пойдемте со мной на базарчик, я вам куплю гороху, — предложила Груня.

— Волованый вкусней, — объяснила Валька.

— Тогда пойдемте купаться. Где у вас тут речка?

— Мы в кутлуване купаемся.

Груня купалась с девчонками, угощала их печеньем, дешевыми конфетами, не торопясь выспрашивала:

— А как вашу бабку зовут?

— Баба Тоня.

— А деда как величают?

— Дед-пелдед! — заливисто засмеялась Валька.

— Как тебе не стыдно? — дернула за ухо младшую сестренку Римка. — Нашего дедушку зовут Поликарпом.

— А он ходит охотничать с ружьем?

— Ходит, за утками.

— Далеко ходит? На Васюганье?

— Не, рядом охотится, на озерах, с дядей Леней.

— А к староверам они не ходят?

— Не, к староверам дед Кузьма ходит, — шепотом, по секрету сообщила Римка. — Со внуком ходит — Володькой!

— А дед Серафим Телегин у вас бывал?

— Дед Серафим бывал. Да его, говорят, в тюрьму посадили.

— Кто говорит?

— Баба Тоня.

— А ваша баба Тоня добрая? Она пустит меня переночевать?

— Баба Тоня добрая.

Яковлевы пустили переночевать Груню Ермошкину. Но дед Поликарп был в отъезде. Вернуться он мог через месяц. Бабка Тоня в отличие от своих говорливых внучек ничего не говорила:

— Не знаю никакого деда Кузьму. Первый раз о Серафиме слышу. Сказки про староверов, про Васюганье ходят в народе. Из НКВД иногда приходят, спрашивают. Но мы ничего не знаем.

Груня снова села на поезд, проехала до города Кургана, а на попутном грузовике добралась и до Звериноголовска, то бишь до казачьей станицы — Зверинки. Шофер Толя Рыбаков всю дорогу рассказывал о чудаках, которые живут в этом краю, упоминал и деда Кузьму.

— Удивительный дед был. Из граблей стрелял по коршунам, на уток с граблями охотился. Да вот посадили его.

— А где его дом? Вы знаете?

— Кто ж не знает? Вам, наверно, остановиться негде? Туда можно, там внук деда Кузьмы живет, квартирантов пускает.

Володька, мальчишка одиннадцати лет, жил в избе один, хотя к нему приходила каждый день тетка, дом которой был по соседству. Мальчишка встретил Груню приветливо, стал допытываться — кто она такая, что ей надобно?

— Мне надо, Володя, на Васюганье, к староверам.

— Я туда пути не ведаю, — насторожился он.

— Что же мне делать, как мне быть? — заплакала Груня.

— А кого вы там знаете? — спросил Володька.

— Всех знаю: Веру с Дуняшей, Порошина, Гришу Коровина.

— А вы кто им, родня?

— Я невеста Гриши Коровина. Он без меня жить не может. Он жениться на мне должен.

— Чой-то я не слышал ни разу, чтобы он вспомнил о вас.

— Так ты его видел там, Володя?

— Мож, и видел.

— Значит, Володя, ты был там, знаешь дорогу?

— Мож, и знаю.

— Так отведи меня, Володенька. Я же невеста Гриши.

— Зачем же невесту в такую даль волокчи? Там свои невесты есть

— Какие такие еще невесты, Володя?

— Маланья, Феня, Лизавета, Даша, Катерина, Ольга... староверки.

— Володя, Грише нужны не староверки, а я — молоденькая.

— Они тож молоденькие, баские.

— И что? Гришка уже с ними это, снюхался, целуется?

— Не знаю, не видел. Наверно, целуются, ежли невесты.

— Я им шары-то выцарапаю, — снова заплакала Груня.

— Август на дворе, мне скоро в школу. Не успею я тебя провести на Лосиный остров, — заколебался Володька.

— Володенька, я дам тебе тыщу рублей. Спаси ты меня, помоги, ради бога! Не можно мне жить без Гриши.

— Дорога больно страшная туда, в болотах лешие водятся.

— Володя, какие могут быть лешие? Байки все это, предрассудки!

— Я сам лешего видел, тина у него растет на голове, на бороде. А к Маланье лешиня с лешененком приходят, она их медом угощает.

— Давай поспорим, Володенька, что леших нет!

— На что поспорим?

— На две тыщи рублей.

— Покажь деньги.

— Вот, Володя, денежки! Как только покажешь мне лешего, так сразу и получишь!

— Хитрая ты. Да ладно, завтра выйдем. Жалко мне любовю вашу. Кино про любовю не терплю. А жизненную — уважу. Вдруг и взаправду, что с дядей Гришей жить вам в раздельности не можно. Да вот подозрение у меня...

— Какое подозрение, Володя?

— Мож, тебя, комсомолку, из НКВД подослали.

— Володь, комсомолки-то прыщавые. А я какая? Ты глянь на меня!

И взял Володька ружьишко, сала, соли и сухарей, посоветовал Груне купить копченостей и побольше настольной клеенки для укрытия от дождей, марли — от мошкары. И поехали они на попутках в сторону Васюганья, к южной окраине Малого болота. Три недели пробивались через топи Груня и Володька к острову деда Кузьмы, спали в обнимку на божьих пятачках, ели поджаренных на вертеле лягушек и тюрю из кедровых орехов, ягоды, грибы да коренья-пучки. На острове Володька подстрелил матерого глухаря, запек его на костре в глиняной обмазке. Ночевать решили в потайной избе деда, освободив от камней вход. Здесь Груня искупалась впервые в чистой воде, а юный проводник увидел ее случайно голой. Пошел звать ее к обеду, на кашу гречневую с поджаренной зайчатиной. И от глухаря еще мясо осталось. А Груня стоит на берегу заливчика возле розового багульника, изгибается, руки за голову закинула, голая. Радуется, значит, последнему, прощальному теплу солнца. Володька смутился, попятился, ушел обратно. Груня вернулась радостная, веселая, красивая. Гречневая каша из крупяных запасов деда, зайчатина и остатки глухаря понравились Груне. Она обняла Володьку, поцеловала его:

— Золотой ты мой! Все ты умеешь, все ты знаешь!

— Я и стихи, промеж проч, сочиняю, — зарделся подросток.

— Прочитай, я послушаю. Очень люблю поэзию.

— Поэзии у меня пока нет, Грунь. Я сочинил всего две строчки. Послал в Москву, чтобы отдельной книжкой издали, с картинками.

— Прочти и две строчки. Бывает, две строчки лучше, чем тысяча!

Володька встал, вытер облитые глухариным жиром руки о штаны, обратился к леску на бугре и продекламировал:

— Я божья капля с божьего весла. Меня в лесу березка родила!

Груне стихи очень понравились, она снова обняла Володьку, снова поцеловала его, чем и вызвала так неосторожно детское одурение. Володька присел на камень и сказал:

— Не поведу тебя дале, Грунь.

— Почему, Володенька? Ты же говорил, что теперь близко.

— Не поведу, я сам на тебе женюсь. И станем жить вечно на этом острове. Завтра я лося подстрелю. Мясо будем коптить на зиму.

— Володя, я старше тебя на восемь лет! Ты мой друг, братик!

— Нет, я на тебе женюсь бесповоротно, на всю жизнь.

— Володенька, я люблю Гришу Коровина.

— Не отдам я тебя ему.

— Но я его люблю, Володя, бесповоротно, на всю жизнь.

— А ты и меня полюби. Я же тебя полюбил, глухаря вот и зайца поджарил, кашу сварил гречневую.