К. Медведевич - Ястреб халифа

— Но прошел-то всего год!

— Два года. Год мы его везли в Аш-Шарийа, да простит нас Всевышний… И не сказать, чтобы эти годы оказались легкими для него. Впрочем, я думаю, что ко всему прочему, лишившись мириля, он никак не может управиться с собственной силой — последний перерасход был очень тяжелым, я уже держал печать наготове… Ну и…

Тут Яхья замялся и замолчал.

— Что?.. — грустно спросил Аммар.

— Я думаю, что, будь вокруг него побольше сумеречников или… других существ, с которыми Сумерки в родстве, ему было бы легче. А так — одиночество никогда не приводило к приливу сил, скорее к упадку. Я обрадовался, увидев его под Фейсалой в обществе джиннов.

— Да уж, с аураннцами он сдружился так, что я даже не знаю, хорошо это ли плохо, — хмыкнул Аммар.

— Послезавтра утром увидим, — улыбнулся Яхья и поднялся на ноги. — Хватит казниться. Тебе пора спать, о дитя.

Спать Аммар не пошел, и уже потом вспоминал произошедшее с мрачной мыслью — надо всегда слушаться старших.

В башню, в которой находился маленький круглый покой, где держали Тарика, можно было пройти по верху стены. Туда-то он и отправился — поглядывая время от времени вниз и подавляя головокружение. Говорили, что отвесные стены Черной пропасти уходят вниз на полкуруха [17] Полкуруха — около километра. — а уж дальше крошатся на красноватые, полосатые внутри, словно слоеный пирог, длинные скалы, полого расползающиеся в долину.

На площадке нужной ему башни в большой железной жаровне ярко горел огонь. Завернутый в мохнатую овчину воин кивнул ему. Халиф ответил таким же кивком — в горах все менялось, и братство по оружию, готовность встать спиной к спине, если нападут кутрубы или дэвы, казались естественными и непререкаемыми законами жизни.

Узенькая лестница с протертыми до глубоких выемок ступенями круто забирала вниз, пробуравливая тело башни. Оказавшись перед призрачно колышущимся белым полотнищем занавески, Аммар на мгновение замер. А потом кивнул самому себе и шагнул под светлую ткань.

И тут же уперся лбом в деревянную решетку. Вот те раз, никакой решетки он не помнил. Всмотревшись в глубину темного покоя, Аммар прислушался.

Тишина. Тарик лежал неподвижно — и совершенно тихо. Больше в комнатке не было никого. В синеватом ночном свете, падавшем из узкого скошенного окна-бойницы, Аммар видел бледное пятно лица, разведенные в стороны, расслабленные руки с прихваченными полотенцами запястьями, и белую джуббу, покрывавшую нерегиля от груди до пят.

Он легонько толкнул решетку — и она подалась. Скрипнув, отворилась, и Аммар, непонятно почему крадучись, вошел в комнату. Она была такой крошечной, что сделав два шага, он оказался рядом с нерегилем. И сел у его левого плеча.

— Тарик!.. — тихо позвал он.

Самийа лежал, отвернувшись. Из черных волос остро торчало маленькое ухо.

— Тарик!..

Ухо шевельнулось и явственно насторожилось.

— Ты меня слышишь? Эй!..

Медленно раскрылся большой серый глаз.

— Тарик! Ну проснись же!

Он разбудил его тогда, под Исбильей, разбудит и сейчас. Усыпить, надо же. Как будто ему предлагали добить сломавшую ногу лошадь.

И Аммар, поколебавшись, положил ладонь на голую кожу плеча нерегиля:

— Тарик!.. Это я, Аммар! Ну давай, просыпайся!

Самийа смежил веки.

И тут же резко их распахнул. И сел — одним сильным движением.

Встретив взгляд голодных, засасывающих страшной жаждой глаз нерегиля, Аммар попытался отодвинуться, но не смог. Крылья бледного носа раздулись, принюхиваясь. Тонкие губы раздвинулись, открывая верхние зубы. Оцепенев до холода в пальцах, Аммар проследил холодный оценивающий взгляд оголодавшего существа и понял, что сейчас его цапнут в левую сторону шеи.

— Аааааа!! — он нашел в себе неожиданные силы заорать.

В ответ с лестницы прозвучал резкий окрик на чужом языке.

Нерегиль прищурился и зашипел на кого-то за спиной Аммара, выгибая спину и пытаясь вывернуть запястья из крепких толстых пут: каким-то странным сознанием Аммар отметил, что узлы на полотенцах давно затянулись в окаменелые комки — о Всевышний, он рвется, постоянно рвется с привязи, чтобы кого-то сожрать, дошло до него наконец, прошибая холодным потом и запоздалым ужасом.

— Я же говорила — не ходите сюда, господин.

Голос Йемайи, говорящей на аш-шари, звучал так же певуче. Сумеречница властно отодвинула ошалевшего Аммара, и тот неловко отполз к двери. Снизу вверх он смотрел на то, как серебрящаяся в ночном свете женщина делает шаг, а нерегиль рвется и шипит, еще шаг, еще рывок. Йемайа скользнула Тарику за спину, припала на колени, схватила того за волосы и, рывком откинув голову себе на плечо, ткнула ему золоченым ногтем куда-то под подбородок. По телу нерегиля прокатилась судорога, и он затих, медленно оползая на пол.

Осторожно уложив обмякшее существо на ковер, она наконец посмотрела на Аммара. Тому хотелось провалиться сквозь пол от стыда.

— Я… я хотел…

В ответ она уткнула длинный изогнутый блестящий коготок куда-то ему за спину. Проследив взглядом направление, Аммар вдруг заметил на деревянной решетке белую квадратную бумажку. Прибитую длинной золотой шпилькой. С бумажки смотрел длинный, вытянутый, обрамленный ресницами глаз. Ахнув и завертев головой, Аммар только теперь заметил, что такие бумажки были в комнате повсюду — их белый неровный ряд опоясывал круглые стены башенного покоя.

— Этот глаз развернут вонутрь, господин. Он защищает тех, кто стоит снаружи. Вы понимаете, почему?

Аммар сглотнул и кивнул.

— И еще. Вы должны запомнить сами и записать для потомков: халиф не должен приближаться к князю Полдореа, пока у того перерасход. Клятва — источник силы. Но так же источник силы и тот, кто держит другую сторону Клятвы. Наследнику престола я бы тоже советовала в такие дни держаться от князя подальше. Вы все поняли, господин?

Аммар снова сглотнул и кивнул.

— Ну а теперь идите и спокойно спите. Да?..

И юноша затряс головой, выражая свою совершеннейшую покорность.

Вечером следующего дня нерегиль пришел в себя. Аммара он узнал с трудом — долго всматривался в лицо, а потом нахмурился и улегся обратно на ковер, отвернувшись спиной и смотавшись в клубок. Йемайа вздохнула и помахала Аммару ручкой — поезжайте, мол, от вас все равно никакого толку.

Вышедший проводить Яхья сказал:

— Я приеду чуть позже, о мой халиф, и уже прямо в столицу. А ему лучше и вовсе в столице не показываться — во всяком случае, пока не окончатся свадебные торжества.

Это было сущей правдой: нерегиль убил отца невесты, а также множество ее братьев, двоюродных братьев, племянников и двоюродных племянников, а уж вассалов и прочих родичей он отправил на тот свет столько, что и сосчитать было невозможно. Вазиры уже некоторое время как осторожно советовали Аммару удалить самийа от двора — оставшиеся в живых Умейяды один за другим приносили клятвы повиновения и раскаяния, и вид кровного врага не добавил бы им благоразумного желания вернуться к покорности.