Иван Евграшин - Стальной Лев Революции. Восток.Книга вторая

Второй минер внимательно слушал, что говорит Алексей. На вопрос утвердительно кивнул.

— Так, Алексей. По-другому можно паровоз на большой скорости пустить, чтобы он с моста упал. Потом на мост загоняем вагон с взрывчаткой и подрываем. Тоже хорошо будет.

— Можно и так тоже. На месте разберемся, как лучше, — первый минер кивнул и продолжил рассказывать. — Затем рвем рельсы и разбираем путь с двух сторон перед мостом. Ставим мины под целые рельсы. С какой бы стороны состав не подошел, он тоже с пути сойдет. Если не сойдет, вдруг успеют затормозить, то паровоз подорвется.

Все равно остановим движение. Нам же нужен затор на железной дороге. Вот его мы и устроим.

Блюмкин внимательно выслушал обоих.

— Взрывчатки хватит?

— Хватит, товарищ Николай. Мы на том складе много взяли. Мин шесть штук есть. Должно хватить. Вот со временем как быть? Можем не успеть, работы много.

Блюмкин повернулся к внимательно слушающему Антипу, — Что думаешь?

— Может и успеем. Мы же ремонтники. Надо брать наш вагон с инструментом. Паровоз тоже не проблема. На нашей станции и возьмем. Пока в городе бардак, никто и не заметит, что мы паровоз угнали. Вот паровозную бригаду, где найти?

— С хозяином нашим переговорю. Думаю, он нам поможет с бригадой. Как уходить будем? — Блюмкин посмотрел на Прохорова.

— Зачем уходить, товарищ Николай? Можно рядом подождать и посмотреть, что из всего этого выйдет. Если получиться, то и ремонтников побить. Пулемет у нас есть. Отойдем на версту-две от железки и схоронимся. Я с каторги зимой бежал. Знаю, как в тайге в стужу не пропасть. Елей в лесу много, а может, и на заимку охотничью выйдем. Заляжем, и будем ждать. Взрыв-то мины все одно услышим. Искать нас не станут. Не до того им будет. Возьмут наши власть в городе — хорошо. Белякам из Новониколаевска солдат сложнее будет подвезти. Не смогут — тоже ничего. Пока паровоз тот вытащат, уже, глядишь, и поздно будет. Нужно чтобы белые подольше разгребались на железке.

Некоторое время обсуждали детали предстоящей операции, потом Блюмкин условным сигналом вызвал в погреб хозяина дома. Они вместе с Антипом разговаривали с Рожковцом около получаса. Договорились обо всем, даже о лыжах и салазках.

Через два часа диверсанты покинули свое убежище и отправились «ремонтировать» железнодорожные пути.

Александр Васильевич Колчак не то, чтобы нервничал. Он был в бешенстве.

Только что ему доложили о вооруженном восстании большевиков в Омске. По сообщению, полученному из Ставки, бои в городе шли с переменным успехом. Восставших было не так уж и много по сравнению с общим количеством колчаковцев в городе. Беда была в другом. Боеспособных частей в городе просто не было.

Две дивизии, которые только начали формировать, были не в счет, так как по численности не дотягивали до батальонов и состояли из только что мобилизованных крестьян, которые просто отказались выходить из казарм. С другой стороны, ожидать иного поведения от людей, пока еще не прошедших солдатского обучения, было бы странно, но адмирала это мало интересовало.

Он метался по салону пульмановского вагона, сбивая на своем пути кресла, и, в ярости сжимая кулаки, шептал:

— Предатели! Запорю шомполами, а потом прикажу расстрелять. Чтобы другим неповадно было. Что эти черноногие тупые ублюдки о себе возомнили? Россия в опасности, а они из казарм не вышли!

Кричать он не мог, спазм перехватил горло, поэтому ругался и богохульствовал Александр Васильевич шепотом.

Колчак уповал на то, что в Омске находилось громадное количество офицеров, служащих в различных министерствах и ведомствах, которые одним своим числом могли задавить восставших.

Проблема была в том, что подавляющее большинство этих людей были теми самыми офицерами военного времени. Адмирал рассчитывал на окружавших его «лучших людей России», не понимая, что бывшим студентам и разночинцам, купцам и интеллигентам, среди которых было очень много неудачников всех мастей, ленивым дворянчикам и проходимцам, нашедшим теплые местечки в Омске, Томске, Иркутске и других городах, вплоть до Владивостока, было совершенно наплевать на окружающую действительность. Лишь бы им было хорошо. Они всей толпой возрождали «Великую Россию». Возрождали так, как сами видели и считали нужным. В основном поркой и расстрелами. Они хотели получить Россию, в которой будет их общество, с их неотъемлемыми правами, привилегиями, статусами и хрустом французских булок. Большинство из них увидели в происходящем возможность взлететь повыше и шанс оттеснить старую аристократию. В разрушении привычного старого порядка практически все эти люди обвиняли кого угодно, но только не себя.

Верховный Правитель тоже очень хотел найти виноватых во всех своих неудачах.

Он достаточно долго размышлял над тем — кто же виноват?

Перебрал всех, кого только мог вспомнить, даже масонов.

С другой стороны, список был не так уж велик, а количество «виноватых во всем» ограничено.

Пальму первенства по популярности среди врагов России уже достаточное время прочно удерживали большевики.

В число большевиков, разложивших сначала армию, а потом и Империю, включали и меньшевиков, и анархистов, и эсеров. Те, кто считали себя поумнее, использовали слово «социалисты». Совершенно не важно было не только то, что программы этих политических партий разнятся, но и то, что называются они по-разному. И пускай эсеры позиционировали себя как партия крестьян, а большевики — как партия пролетариата. Ни рабочим, ни крестьянам в той «Великой России», за которую боролись колчаковцы, места не было. Только в качестве прислуги и рабов.

На втором по популярности месте прочно закрепились жидомасоны, которые отличались от масонов тем, что представляли всемирный иудейский заговор.

Масоны, по мнению Колчака, точно не могли быть виноваты в развале страны.

«Вольными каменщиками» были многие представители аристократии, дворянства и интеллигенции империи, которые играли в эту европейскую игру и тем самым чувствовали себя частью европейской элиты и культуры.

В зависимости от того, в какую ложу входили представители российского общества, происходило и разделение элиты страны на партии. В Российской империи были прусская, французская и английская партии, не говоря уже о шведской. Каждая такая партия лоббировала интересы своей стороны. При этом все члены этих масонских лож почему-то считали, что именно они совершенно точно знают, что необходимо для «Блага России».