Иван Евграшин - Стальной Лев Революции. Восток.Книга вторая

В целом, февральская революция 1917 года была принята в Ижевском положительно. Тем более что она обещала перемены к лучшему. Война должна была победоносно завершиться, военные заказы должны только увеличиться, заработки должны расти. Был создан Совет рабочих и крестьянских депутатов. Совет получил всю политическую власть в Заводе. Впрочем, что касалось конкретного управления мастерскими и фабриками, то на это были инженеры и техники, были умелые мастера и «царские кафтанники».

Совет депутатов в Ижевске прижился быстро и прочно. В депутатов ижевцы выбирали не по политическим программам, а по реальной значимости каждого человека для Завода. Другими словами, за заслуги. И потому в него сразу вошли представители потомственных кланов, старые и опытные оружейники, литейщики, люди практической сметки, возвращающиеся фронтовики, рабочие, ценность которых определялась в мастерских и у станков, а не в говорильнях на митингах.

По возникновению Временного правительства из крупных и губернских городов в Ижевск стали наезжать разные политиканы. Лезли эсеры и социал-демократы, возникли на грязной волне разброда анархисты, были говоруны умеренного толка, обещали установить в России такую форму правления, которую выберет сам народ. Тем более что об этом при своем отречении говорил последний Царь.

Всех этих болтунов заводчане всерьез не воспринимали и продолжали заниматься своими делами, тем более, что работы было полно.

Точно так в Ижевске отнеслись и к каким-то большевикам, которые появились осенью 1917 года и объявили о перемене власти. Власть, по их словам, теперь принадлежала пролетариату. Ижевцы были только «за». Пусть пролетариату, главное, чтобы Завод работал, чтобы поступали заказы, чтобы жене да детишкам обновы достались, чтобы на столе была миска щей, да пожирней. Тем более, что они и сами были пролетариатом.

Перебоев с поставками провизии, как в Питере или Москве, ижевцы не испытывали. Десятилетиями отлаженный заводской механизм большевики поначалу не трогали. Создали какой-то свой Ревсовет, какие-то комиссии, какие-то партячейки. Но в жизнь не вмешивались — и то ладно.

Зима 1917–1918 годов прошла как обычно, в трудах, в праздниках, в заботах, в строительстве, в налаживании и утряхивании. Винтовки выделывались, стволы растачивались, жалование выплачивалось, крестьяне приезжали на базар. Все было хорошо.

Потом как-то неожиданно новая власть урезала заводчанам огороды.

Дескать, мелкобуржуазные пережитки это, огороды. Рабочий должен выполнять задание у станка, а не думать о хлебе насущном, об окучивании картохи, о прополке грядок, о заготовке сена для коровы. Это произошло весной 1918 года.

Наверное, с того момента и стали присматриваться более внимательно рабочие к новой власти: почему это в красной гвардии состоят бывшие пленные австрияки? Кто заправляет в реввоенсовете? Из кого набирают милиционеров? Куда потащили купцов эти, в кожанках, под названием «чекисты»? Откуда они взялись, эти «чекисты»? Как распределяется продовольствие? Почему большевицким и чекистским женам и гражданским подругам выдают консервы, сухофрукты, муку, сахар, чай, кофе, вино — немеряно? Почему женам рабочих и служащих в Заводе выдают крохи и только по продовольственным карточкам? Совершенно справедливо говорили рабочие, были и перегибы, и злоупотребления. Как без этого?

Вопросов накопилось много, а за ними последовали требования навести порядок в управлении, в работе, в политической и общественной жизни.

— «Не может такого быть, чтобы моя родная пролетарская власть отнимала у меня, рабочего, мой покос и выгон. — Думали и говорили рабочие. — Налог на «нетрудовой доход»? Это какой же доход у меня нетрудовой? То, что сдаю комнату в моем доме? Так дом-то рубил еще мой дед с отцом и дядьками. Труды вкладывали, мне дом передали. Сейчас за их труды у меня прибавка».

В результате такого отношения со стороны рабочих большевики дважды, в конце мая и в конце июня, потерпели поражение на выборах в Ижевский Совет. После этого большевики и эсеры-максималисты с помощью вызванных из Казани подкреплений разогнали городской Совет, и власть в городе перешла сначала к новому исполкому, в котором большинство было за большевиками и максималистами, а затем Ижевскому военно-революционному штабу. После разгона Совета и последовавших за ним арестов лидеров оппозиционных партий недовольство многих ижевцев продолжало расти.

Ошибки, допущенные большевиками, прежде всего при проведении земельной и аграрной политики, а также запрет свободной торговли привели к недовольству не только жителей Ижевска, но и крестьян близлежащих деревень. Популярность большевиков падала, и в апреле-мае 1918 года численность их организации в Ижевске сократилась с 1700 до 250 членов. Свою роль в падении популярности блока левых сыграли и действия ультрареволюционных максималистов. Возмущение ижевцев вызвало убийство эсерами-максималистами меньшевика Сосулина, популярного среди заводских рабочих.

Поэтому совершенно не стоит удивляться тому, что в мае 1918 года политическая инициатива в городе перешла к блоку меньшевиков и правых эсеров.

Летом 1918 года, после того, как на прошедшем в середине мая в Москве VIII Совете партии эсеров было принято решение о начале вооруженного восстания, в Ижевск с целью организации восстания прибыли члены ЦК ПСР Н. Н. Иванов и И. И. Тетёркин.

Позиции правых социалистов еще более усилились после перехода на их сторону городского «Союза фронтовиков». Несмотря на то, что формально руководителями организации были рядовые солдаты и унтера, фактически Союзом руководило офицерское ядро, ещё более правое, чем эсеры и меньшевики. Организация, которая насчитывала около четырех тысяч членов, у многих из которых дома хранилось оружие, и стала ударной силой восстания.

«Пришлые» и большевики не учли и того, что десять тысяч заводчан, работающих в две смены в заводских мастерских, у станков, в литейных и сборочных были высококвалифицированными работниками со сложной и мощной культурой труда в двести лет на одном этом месте. Зачастую люди работали за теми же станками, что и их отцы, а иногда и на том же самом месте, где стоял их дед. Кроме того, производство материальных ценностей, а тем более шедевров искусства без соответствующего культурного уровня невозможно. Поэтому ижевские мастера, как и воткинские, были особой кастой в рабочей среде и очень этим гордились.

Большевикам же и «пришлым» было все равно, какие заслуги были у ижевцев. Вся страна голодала, и никого, в общем, не интересовали ни ижевские традиции, ни привычки, ни уклад их жизни. Пришедшие извне в Ижевск голодранцы видели перед собой хоть и рабочих, но богатеев.