И Намир - В ТРЕТЬЮ СТРАЖУ [СИ]

- Болгарка?

- Здесь.

- А там?

- Она из Питера. Но это она пусть тебе сама рассказывает. В Париже оставь ей записку у портье в отеле "Одеон", и она придет на встречу.

"Не проболталась ... Надо же!"

- Правильное решение. - Кивнул Олег. - Когда приедешь в следующий раз, познакомлю тебя со всеми остальными. Пять человек - это сила.

- Прощай.

- До свиданья! - Поправил Таню Олег.

- До свиданья! - Улыбнулась она и неожиданно, резко привстав на цыпочки, поцеловала его в щеку.

А где-то сзади - то ли справа, то ли слева от того места, где стоял Олег "сводный духовой оркестр" грянул "Прощание славянки", и у Ицковича неожиданно защипало в глазах. Он оглянулся в поисках так к стати вступившего оркестра, но там, где он мог или должен был быть, ничего такого, разумеется, не наблюдалось. Однако музыка-то была! И Баст фон Шаунбург отчетливо ее слышал, вот только так и не понял, откуда она к нему пришла. Из далекого далека прошлого, когда, возможно, под этот же марш уезжал на "японскую"[130] сапер Моисей Ицкович, или из далекого будущего, где с этой мелодией тоже много чего было для него связано. Но так или иначе, она была с Олегом - эта тревожная мелодия - здесь и сейчас, в вечернем Антверпене 1936, а вот Тани, когда Баст обернулся назад, рядом уже не было.

Вверх... Вниз... Вверх... И снова вниз...

"Кончится это когда-нибудь? - Татьяна лежала на кровати в своей каюте и страдала. - На койке". - Поправила она себя через "не могу" - Не вывалюсь, это главное. Понятно теперь для чего тут бортик, но вот желудок...Ох!".

Качка выматывала, ужин, которым угостил Олег, вывернуло уже через час, после того, как "Сибирь" отдала швартовы и вышла в открытое море. А теперь пустой желудок делал робкие пока попытки выйти погулять, как та кошка, которая гуляла сама по себе.

"Ох, мне! Хорошо хоть шифровку составить и отдать успела... А Олег несколько странно себя вел, не находишь? Не подкалывал как обычно... Или просто не до смеха стало?"

"Он мне нравится!" - Эхом пришла мысль, которую Татьяна решительно обозначила, как принадлежащую альтер эго - Жаннет.

"Я вся такая порывистая, вся внезапная такая. - Хмыкнула Татьяна. - Молчала бы шлюха малолетняя! Тебе и Рихард нравился, и этот капитан, что радиодело преподавал, и тот лейтенант - будто бы летчик, и снова Рихард и снова летчик. На передок слабовата? Ты сама хоть раз выбирала?"

"Так получалось". - Звучит виновато, но никаких особых переживаний не чувствуется.

"Дура! - А это как раз эмоция, и, не сказать, что слабая, потому что желудок вот-вот убежит... - Рихард - это же Зорге! Тот еще... дамский мастер!" - "Так получалось" - передразнивает Татьяна... сама - себя. - Так получали! Тебя РАЗРАБАТЫВАЛИ, милая, и не говори, что нет! И физически, и психологически - чтоб не привыкала к одному человеку, и, не дай бог, не влюбилась. Как проститутку готовили. А что завтра предложат? Стать любовницей Гимлера или Геббельса? Правда, хромой гад славянок, говорят, предпочитает..."

Но, видимо, от общей слабости организма Татьяна палку-то перегнула, и тут уже не выдерживает Жаннет:

"А ты сама-то, чем лучше!? Раз обожглась, а потом выбирала! Этот не хорош, тот дурак... Третий и вовсе тюбик зубной пасты не закрывает! Какой кошмар! Мама тебе что говорила? - "Терпимей будь к людям, Таня! С твоим характером одна останешься!" - Как в воду глядела!"

"Много ты понимаешь!" - Возмутилась Татьяна, которую этот странный моно-диалог несколько отвлек и от качки, и от связанного с нею состояния. - Ты меня поучи, болезная! Поучи!"

Но странное дело. Чем сильнее гуляли у нее эмоции, тем "живее" и активнее становилась на самом деле не существующая уже Жаннет.

"Сама стерва старая! - Перешло в контрнаступление альтер эго. - Какого черта ты Олегу нервы мотаешь? Отлично понимаешь - сам он тебя в постель не потянет, и будет делать вид, что всерьез воспринимает твои non probant prétexte[131], и будет ждать, пока ты сама не запрыгнешь, созрев, или не запрыгнешь совсем, перестав ему голову морочить!"

"А почему, кстати, ему самому активность не проявить? - Попыталась защититься Татьяна. - Ну там, в Москве, допустим, понятно, жене изменять не хотел... Впрочем, другим жены обычно не мешают... Да он меня просто придумал!"

"Возможно! Что это меняет? Вот и выбери его... Сама!"

"Все! Уймись! Голова раскалывается!"

"Шизофрения?"

"Почти".

Качка...

"Уф..."

Но Жаннет действительно притихла, ушла, растворилась в тумане, колышущемся на краю сознания.

Вверх... Вниз... И опять вверх... Январское Северное море - это не летняя прогулка вдоль побережья Черного. "На теплоходе музыка играла, а я одна стою на берегу..."

Одна... Теперь у Тани пошла спокойная цепь воспоминаний, не прерываемая вмешательством подсознания.

Сама... Ну да, симпатичный, временами даже более чем, если бы влюбилась - закрутила бы так - мама не горюй. Однако же не закрутила, Значит, не влюбилась? А он женат, да и ...

А теперь? Другой человек. Совсем другой. До ужаса, до полной прострации. Но она здесь, и он тоже здесь. И он... Да, красив, молод и... женат. Опять женат! Правда, здесь не то, что там, но все равно. И вообще, нужен ли он ей... в постели?

Но, видимо, существовали ключевые слова, на которые реагировала эта французская... комсомолка. Стоило упомянуть постель, как она тут как тут, словно и не уходила никуда.

"Мон шери! Кто из нас дура? Влюбилась бы? Как там ваш поэт писал: "Половодье чувств"? А как насчет "утраченной свежести"? Он женат четверть века, да у него... эээ... психофизиология уже другая! На девок - лишь бы девка - давно не бросается. Он дом построил, сад вырастил, детей поднял - все это просто так не оставишь, дала бы шанс - пришел бы. На себя посмотри - не девочка уже, в смысле - старуха сорокалетняя! А туда же, сама же ему говорила: "я девушка неромантичная", - вот трезво и подумай: а если это любовь?"

"Во, наехала! - Мысленно расхохоталась Татьяна. - Похоже ты и вправду втрескалась в Баста, золотко мое! Ладно, разберемся, подружка".

Мысль сделал очередной поворот: "Ты вот о чем подумай, тебе не кажется, что наша мышь белая - Оля, с этой австрийской крысой Кисси, чего-то намутить успели? Она, заметь, даже не дрогнула, когда я сказала, что мы сюда не одни попали. Что за блядская натура досталась тихоне Оле! Шлюха великосветская! И глаза стали какими-то масляными, когда об Олеге заговорили..."

Тут уже захихикала Жаннетт:

"Ну вот "в постели" не нужен, но ревновать буду! Ладно, определяйся... старушка!"

"Ехидна! - мысленно сказала сама - себе Татьяна, и ответила себе сама же - Стерва!"

"Вот и поговорила... Все, спать! Спать...".

***

" Галатее. Выход в Киле отменяется. Маршрут прекратить. Следовать в Ленинград на "Сибири" и далее без задержек в Москву. Центр ".

Второй помощник капитана, опознанный Жаннет, как коллега, еще вечером при посадке на судно, когда проверял посадочные документы, и отозвавшийся на пароль, принес ответ из центра ранним утром, - было еще темно. Жаннет измученная качкой и ночным бдением, бледная и растрепанная открыла дверь каюты на условный стук. Приняла сложенный вчетверо листок, поблагодарила кивком и поспешила захлопнуть дверь, не желая "красоваться" перед мужчиной - даром, что коллега - в разобранном состоянии. За расшифровку принялась без спешки только тогда, когда привела себя в относительный порядок. Правда, с утра ей было уже несколько легче. То ли качка уменьшилась, то ли организм, наконец, адаптировался.