И Намир - В ТРЕТЬЮ СТРАЖУ [СИ]

" А ночь синяя, и сладкое вино ... Господи!"

- К... кто?

- Этот мужчина. - Снова Штейнбрюк. Спокоен, деловит, равнодушен...

"Машина..."

- Высокий...

- Насколько высокий? - Слева.

"Ведь ОН высокий? Ведь так? О, да. ОН теперь высокий..."

- Н-ну, у меня были туфли на низком каблуке, - она пытается вспомнить, но перед глазами несется круговая панорама комнаты, смазанная скоростью и визгом разогнанного до высоких оборотов мотора. - Я... мне кажется... я не доставала ему до плеча...

- Метр восемьдесят, примерно. - Предполагает капитан Паша справа.

- Да, возможно.

"Возможно... Скорее всего... Где-то так... Метр... и еще... почти метр... ОН..."

- Итак, он подошел к вам. - Слева. "А кто устроился на подоконнике слева? Знакомое лицо..." - На кого он похож?

- Ни на кого.

- Можно предположить, что он француз? - из-за спины.

- Нет, - трясет она головой. - Нет. Если только не из Лотарингии или Нормандии...

- Значит, сразу видно, что немец. - Кивает Штейнбрюк. - Типичный немец, не так ли?

"Сколько раз он ее об этом спрашивал? Десять, двадцать? И еще художник рисовал ... два раза? Или, нет. Кажется, три... Или мне это только приснилось?"

- Или голландец. - Говорит она, но губы и язык не слушаются, и горло способно, кажется, издавать только хрип. - Или... или бельгиец.

- Он хорошо говорит по-французски? - Справа.

- Грамотно, - отвечает она. - Небыстро, но... он ошибается... не часто, но... иногда. Достаточно, чтобы... И акцент...

- Акцент немецкий? - Из-за спины, хлестко, угрожающе.

"Сукин сын! Выблядок!"

- Нет, еврейский! - Выплевывает она вместе с густой слюной.

- А по-немецки он с вами говорил? - Штейнбрюк невозмутим, холоден, деловит. И предельно вежлив. Ни ругани, ни перехода на "ты", ничего...

- Нет. - Выдыхает она с силой, пытаясь прочистить горло. - Ни слова.

- Вы сказали, что встреча произошла в Синт Амандус. - Снова капитан Паша. - На какой улице?

- Не помню.

- А какую-нибудь другую помните? - вопрос уже слева.

"Пинг-понг! Туда-сюда, обратно... Тебе и мне ... Тьфу!"

"Устрой истерику!- предлагает Жаннет. - Я бы..."

"Ты бы...УЙДИ!"

- Вы слышали вопрос?

- Да... Бругстраат... бруг - это мост, ведь так?

- Да, по-голландски это мост. - Подтверждение приходит из-за спины, и сразу же шелест бумаги.

"На карте ищет..."

- Почему вы запомнили именно эту улицу? - А это снова Паша-капитан.

- П... потому что... Вы мне не верите?! Вы!!! Вы...

- Прекратите истерику! - Властно, как хлесткой пощечиной... Штейнбрюк...

"Мразь!"

- Итак? - Паша-инквизитор.

- Там была улица Бругстраат, и... Мост. Я подумала, это значит "Мостовая". И еще... я запомнила кондитерскую. Проходила мимо... открылась дверь, и на меня пахнуло теплом, ванилью, и еще кофе...,. Я хочу пить!

- Высокий, похож на немца. - Говорит Штейнбрюк.

- Я хочу пить!

- Высокий, похож на немца. - Равнодушно повторяет Штейнбрюк.

"Не сдавайся! "В Париже..." В Париже Эйфелева башня и... танго. В Париже..."

- Я хочу пить! Дайте, пожалуйста, воды!

- Высокий...

- Воды!

- Похож на немца.

- Во... Я не сказала, что на немца. Может быть, скандинав, бельгиец... Воды?

- Волосы? - Слева, от окна.

- Дайте воды! Темно-русые.

- Может быть, каштановые? - гад из-за спины.

"Ну, ничего сволочь! Когда вам будут отбивать яйца в НКВД, вспомнишь этот день!"

- Я хочу пить.

- Вы не ответили на вопрос.

"Мразь троцкистская!"

- Нет, не каштановые. - Она сглатывает, но и слюны нет. - Темно-русые, волнистые... немного.... Подстрижен коротко... Дайте пить... - глас вопиющего в пустыне - безнадежно, ясно - не дадут. А комната уже не вращается - плывет. Медленно, тягуче, как балтийская волна. Тянется...

- Он был без шляпы?

- Ч...то?

- Он был без шляпы? - Пот заливает глаза, и в ушах гул, и непонятно уже, кто задает вопросы и откуда.

"Чудище стозевно, многолико... Но... Но в Париже... ОН... И танго... В Париже..."

- Нет, - трясет она головой. - Нет... Он был в шляпе... но когда мы зашли в кафе... В кафе... в кафе...

- Вы зашли в кафе, и он...

- Он ее снял.

- И вы увидели его прическу?

- Да.

- Где расположено это кафе?

- Не помню.

- Опишите место. Как выглядит кафе? Что напротив? Что рядом?

"Боже мой! Мой... мой... Голова... Вопросы, вопросы... тридцать тысяч одних только вопросов... Гоголь... Не помню, не знаю, где-то, как-то... Ну, чего вы все от меня хотите?!"

А время тянется, и комната то кружится в вальсе, то скользит в фокстроте, то мечется в танго. И хочется пить и в туалет. И умыться. Смыть пот с лица и с тела. И кофе, и закурить. И... Да, и водка сейчас бы не помешала.

"Стакан!"

"Ты выпьешь стакан водки?" - Ужасается Жаннет.

"Выпью..."

"А два?"

"А это уже анекдот, Василий Иванович! Уйди, а?"

"Мон шери! Расскажи им это... по-французски!"

- Почему вы смеетесь?

- Я? Я хочу пить. Можно мне воды? - Спросила, описав в подробностях кафе, где ужинали с Бастом.

- Позже. - Холодно останавливает ее Штейнбрюк. - Опишите еще раз этого господина. Все, что запомнили. Внешность, одежда, манера говорить...

"Баст... О, ты красивый мужчина, Баст фон Шаунбург. Сволочь немецкая! Бош! Шваб! Скотина... Фашист! Но да, красавец."

- Я хочу пить! - Повторяет она после каждого очередного пассажа. - Вы слышите, я... хо... хочу... пить! Высокий, широкоплечий... Нет, не вата... Знаю. Женщины это видят.

"Отвлеки их, переключи..."

- Вот вы тощий. И плечи... узкие. А у Паши задница, как у бабы... А этот настоящий мужчина. Атлет! Дайте воды!

- А я хочу знать, почему вы нам лжете! - Кажется, Штейнбрюк совершенно спокоен. Но это не так. Он уязвлен. Но ему это, как слону дробинка. А вот капитан Паша... Вот его она уела, таки уела! - Сопит! Но ведь все правда. Рыхлый, белый, и бедра широкие...

- Что случилось во время посещения Гааги? - слева.

- Что вам сказал резидент? - справа.

- На кого ты работаешь? - из-за плеча, перейдя на "ты".

"Но...

В танго, в парижском танго,

Я подарю вам сердце в танго,

А ночь синяя, и сладкое вино..."

***

Прессовали долго - 26 часов - плотно, упорно, методично наматывая нервы на барабан, не жалея себя, и уж, разумеется, не жалея ее. Пережидали обмороки, - немного воды на лицо и пару глотков, когда из ее горла невозможно было уже извлечь ни капли голоса, но спать не позволяли, и расслабляться не давали тоже. Жали, выдавливая сознание, рвали жилы, пытаясь добраться до подсознания, которое расскажет им все. Но не били, это правда. Не пытали, хотя пытка бессонницей и жаждой...

А потом все кончилось. И ей дали уснуть. Упасть со стула на пол, свернуться калачиком на холодном пахнущем воском паркете и заснуть. А когда она проснулась, все было как прежде. И обед, и душ, и чистое белье, и разговор за чашкой чая и в совершенно другой тональности.

Впрочем, чашек не было: стаканы в подстаканниках, самтрестовский коньяк - по чуть-чуть, для настроения - и папиросы "Казбек". И Штейнбрюк был теперь любезен и даже улыбчив и одет в штатское. А Паши не было, но зато в беседе участвовала женщина-старший лейтенант и тот "голос", что раньше подавал реплики из-за спины. Голос принадлежал мужчине - молодому еще, но с седыми висками.