Андрей Бондаренко - Звонкий ветер странствий

– Договорились! – состроил хитрую физиономию Егор. – На – сверх обычной программы… А по поводу давешних волн ты, любимая, насквозь неправа. Это они только в открытом море (в открытом океане?) такие низенькие и широкие, а у самого берега, на мелководье, встречаясь с дном, они вырастают – до самых небес…

– С флагмана получен очередной сигнал – «Следовать первоначальным курсом, строго на север!», – сообщил Емельян Тихий.

Погода стояла просто великолепная, попутный умеренный ветер отменно способствовал быстрому продвижению кораблей по намеченному маршруту.

– Зимой в этих южноамериканских краях облачные дни – очень большая редкость, – с важным видом вещала начитанная Санька. – А вдоль западных берегов (для нас теперь, ясное дело, восточных), надёжно защищённых высокими Андами, дуют преимущественно южные ветра. Впрочем, летом и северный ветер здесь – частый гость.

Через двенадцать суток корабли эскадры уверенно вошли в бухту Талькауано, воды которой были покрыты самым разнообразным мусором – ветками деревьев, обломками толстых досок и мебели, разноцветными камышами и садовыми кустами, вырванными с корнями…

– Ой, смотрите, там маленькая собачка уснула! – заявила маленькая Лиза Бровкина, сидящая на плечах у Саньки. – А рядом с собачкой – тётенька старенькая… Ой, как тут воняет, прямо как в свинарнике – в папенькиной деревне…

– Саня, – зашипел краешком рта Егор. – Уведи срочно детей вниз, в кают-компанию…

Среди скоплений мусора чуть заметно покачивались на низеньких волнах разбухшие трупы животных и людей, а на берегу – в доброй сотне метров от уреза воды – виднелись остовы нескольких крупных морских кораблей.

– Ух, ты! Даже испанский трёхпалубный галеон выбросило на берег! – то ли ужаснулся, то ли восхитился Емельян Тихий. – А это такая махина, доложу я вам, господа! Там одних пушек – больше сотни…

«А в трюмах, надо думать, находится несколько десятков тонн серебряной руды, добытой в перуанских рудниках», – предположил внутренний голос, иногда любящий пересчитывать деньги в чужих карманах и закромах.

– Шкипер! – обратился Егор к Тихому. – Поднимите на мачте сигнал, мол, мы предлагаем поискать другое место для стоянки. Да, именно так – предлагаем…

Корабли встали на якоря в маленькой безымянной бухте, где было относительно чисто, по крайней мере, трупный запах отсутствовал. Со всех судов спустили шлюпки, на берегу старательно оборудовали некое подобие крепкого временного лагеря – тщательно расчистили от мусора широкую береговую полосу, установили с десяток армейских светло-бежевых палаток, разожгли несколько больших костров, в которых и сожгли весь собранный мусор.

– Александр Данилович, я нашёл подходящую конную повозку с опытным местным туземным кучером! – через пятнадцать минут браво доложил Ванька Ухов, отправленный на предварительную разведку. – Может, съездим в город, осмотримся, узнаем – как да что? Кстати, у этого городка очень звучное и труднопроизносимое название – Консепсьон [28].

Пожилого кучера просторной открытой повозки, в которую была запряжена старенькая, ежеминутно тяжело вздыхающая гнедая лошадка, звали гордым туземным именем – Тибальт.

«Почему это – туземным?», – не согласился высокообразованный внутренний голос. – «Тибальт – это благородное древнеримское имя! Даже в бессмертной трагедии нашего великого Вильяма Шекспира – «Ромео и Джульетта» – встречается…».

У местного Тибальта были широченные плечи, седые волосы до плеч, ловко перехваченные красным матерчатым ремешком, и огромный горбатый нос.

«Ничего себе – носяра!», – восхитился внутренний голос. – «Все армяне и грузины сдохнут от чёрной зависти…».

Одет же кучер был в полном соответствии со строгими чилийскими традициями. На мощных плечах Тибальта красовался широкий плащ до колен, сшитый из отлично-выделанных шкур молодого гуанако, из-под плаща виднелась нижняя одежда, щедро отороченная меха агуара – красного койота.

В ознакомительную поездку они отправились втроём, не считая горбоносого возницы: Егор, неуёмно любопытный Ванька Ухов-Безухов и дон Аугусто Сервантес – в качестве толмача и экскурсовода.

– Я в Консепсьоне побывал лет пятнадцать-шестнадцать назад, – с лёгкими ностальгическими нотками в голосе поведал испанец. – Хороший городок, солидный такой, немного похожий на мою родную Малогу. Здесь даже есть неплохие лавки и магазины. Хоть переоденусь, наконец-таки, сапоги подберу приличные. А то хожу – не пойми в чём! Словно и не благородный испанский дворянин, а так, подлый простолюдин, совершенно неизвестного происхождения…

Первые четыре мили дорога старательно огибала бухту Талькауано, весь берег которой был густо усеян досками, брёвнами и сломанной мебелью.

– Складывается устойчивое впечатление, будто бы здесь потерпели кораблекрушение несколько сотен серьёзных морских судов, – прокомментировал увиденное Ухов. – А вон лежит целая крыша, даже почти вся черепица осталась нетронутой. Видимо, её волной сорвало с городского дома и принесло сюда…

– Это – не с городского дома, – не согласился с Ванькой дон Сервантес. – Консепсьон удалён от морского берега на восемь-девять миль. А эту крышу сорвало с прибрежного склада. И разломанная мебель, наверно, оттуда же…

Повсюду были видны следы недавнего жуткого природного катаклизма. Песчано-каменистая почва во многих местах была покрыта паутиной длинных и извилистых трещин. Под высоченными скалами лежали большие каменные глыбы – в недавнем прошлом – гордые вершины этих же скал. Из ветвей каким-то чудом уцелевшей дубовой рощи, удалённой от берега метров на шестьдесят-семьдесят, торчала широкая корма неизвестного фрегата.

Тибальт, попеременно указывая рукой то на море, то на корму фрегата, начал что-то возбуждённо рассказывать на ломаном испанском языке.

– Этот несчастный корабль дважды уносило далеко в открытый океан, а потом снова выбрасывало на берег, – любезно перевёл дон Сервантес. – Ещё этот туземный жулик готов, но только за отдельную плату, подробно рассказать о событиях того рокового дня. Не пожалеете, высокородные господа, ещё одного золотого дублона?

– Не пожалеем! – заверил щедрый Ухов. – Пусть излагает!

Испанец и индеец – совместными усилиями – приступили к рассказу:

– Сперва из океана пришёл (прилетел?) очень сильный гром. Такой сильный, что у многих людей из ушей потекла кровь, некоторые даже без чувств падали на землю. Далеко-далеко в океане к небу поднялись три столба чёрного дыма. Откуда там взялся дым? Никто не знает, эти столбы совсем недолго стояли над океаном, и пропали ещё до прихода первой волны… Гром и грохот ещё не затихли до конца, а всё вокруг сильно тряхнуло, земля закачалась под ногами, по ней побежали длинные и извилистые трещины. Некоторые были очень широкими, неосторожные люди падали в них и исчезали – навсегда… Потом – один за другим – стали рушиться дома. Люди, те, кто остался в живых, побежали прочь из города. Вскоре толчки стихли, а в океане появилась волна. Она была не очень высокая, гладкая такая, широкая… Но возле самого берега волна, вдруг, резко выросла, словно бы – поднялась на дыбы, став при этом выше столетних дубов… Она ударила в берег с ужасной силой, разрушая портовые склады, вырывая с корнями вековые деревья. Все портовые укрепления были разрушены, половину пушек уволокло в океан, другую половину выбросило далеко на берег. Теперь, если придут жестокие пираты, то обороняться от них будет очень трудно… На берег выбросило два с половиной десятка самых разных кораблей – бригантин, бригов, фрегатов, даже один многопушечный испанский галеон, перевозивший серебряные слитки. Потом пришла вторая волна, за ней – третья. Причём, вторая – всё, что могла – утаскивала, отступая, за собой в океан, а третья, наоборот, выбрасывала… Первая волна надвигались величественно и очень медленно, и Тибальт – вместе с многочисленными родственниками и лошадьми – успел забраться на высокий холм, с которого и наблюдал за всем происходящим…