Вадим Давыдов - Всем смертям назло

— Мои действия?

— Наши действия. Мои и ваши. Совместные и по отдельности. Помните, я сказал, что вам помогу?

— Конечно, помню, — Сталин посмотрел Гурьеву на переносицу и чуть шевельнулся. — Яков Кириллович. А в чём же вы собираетесь мне помогать?

— Нет-нет, Иосиф Виссарионович, — почти пропел Гурьев. — Вы хотите поймать меня на слове. Я же говорил – убейте их, и обещал вам помочь. Вы за это очень здорово зацепились. И напрасно. Предполагать, что я стану помогать вам в убийствах – это очень смешно. Это не наша логика, и ничего от этой логики не было в моих словах. И не вам, бывшему грузину, так полюбившему всё русское, что вам удалось сделаться русским, ловить меня на языковых нюансах. И вам требуется совсем другая помощь.

— Интересно. Интересно. Какая?

— Если вы думаете, будто я стану метаться по свету и убивать для вас ваших врагов, вы ошибаетесь, Иосиф Виссарионович. Во-первых, это опять-таки очень скучно. Во-вторых, у вас найдётся множество людишек, готовых делать это для вас и по вашим планам за куда более скромное вознаграждение: орденочки, ленточки, звёздочки, квартирки, машинки, девочки-мальчики. Они, такие людишки – расходный материал, а я – уникальный, единственный в своём роде инструмент. И если телескоп может позволить кому-то забивать собой гвозди – это просто всего-навсего безмозглая железная труба, набитая под завязку дорогущим стеклом, — то я вам, Иосиф Виссарионович, такого позволить с собой вытворять никак не могу. Употребить меня можно одним-единственным способом: по прямому назначению.

— Какому?

— Помочь вам вернуть мне мою страну.

Сталин поднялся, не выпуская из руки трубки, и стал прохаживаться вдоль стола, время от времени тихо, едва слышно, хмыкая и качая головой. Гурьев следил за его эволюциями и ждал. Ничего другого ему сейчас не оставалось – только ждать.

— Это очень интересное предложение. Очень, очень интересное. Товарищу Сталину давно – очень давно – никто не делал таких интересных предложений. — Сталин снова прошёлся взад и вперёд и остановился точно напротив Гурьева. — Правильно ли я понял вас, Яков Кириллович? Вы хотите, чтобы я вернул вам вашу страну. И при этом единственный способ, которым это возможно сделать – дать вам возможность это сделать. Верно?

— Точнее – дать мне возможность дать вам возможность это сделать. Совершенно точно именно так, Иосиф Виссарионович.

— Это очень, очень интересное предложение, — задумчиво проговорил Сталин, снова начиная движение по ковру. — А почему вы решили, что я соглашусь?

— На самом деле я этого пока не знаю. Зато я знаю другое. Я знаю, как добиваться от людей результата. Наилучшего результата, Иосиф Виссарионович. Не «любой ценой», а наименее затратным способом, не надрываясь, а испытывая при этом радость, гордость, удовлетворение.

— Это ещё интереснее. И как же?

— Нужно, чтобы каждый в своё удовольствие занимался своим любимым делом. Например, вы занимаетесь своим любимым делом – властвуете. Конечно, даже от любимого занятия следует время от времени отдыхать, но – не очень часто и не очень долго. И в случае вашего согласия не изменится ровным счётом ничего. Вы будете продолжать заниматься любимым делом – управлять, руководить, принимать решения. Все по-прежнему будут благоговеть, трепетать, прославлять и восторгаться. И, кстати, совершенно заслуженно. Потому что я буду следить за тем, чтобы эти решения были не просто правильными сами по себе – с этим вы справитесь и без моей помощи. Я позабочусь о том, чтобы они вели в нужном направлении. Чтобы вам не приходилось делать знаменитые «два шага назад». Потому что сегодня на один шаг вперёд делается даже не два назад, а сто в никуда. Вы умеете видеть последствия своих действий, Иосиф Виссарионович, и это прекрасно. Вы умеете отступить, чтобы перегруппировать силы, ресурсы – это замечательно. А вот предвидеть вы не умеете. Ваш мозг слишком занят интригой, аппаратной работой, которую вы никому, кроме себя, не можете поручить. В этом вам нет равных. Я понялкритически важную вещь: вы незаменимы. Нет никакого способа заменить вас – и скоро такой способ не появится, хотя предпосылки уже создаются вовсю.

— Вот как. Интересно. Что же это за предпосылки?

— Это наука, Иосиф Виссарионович. Кибернетика. Общая теория управления. Автоматизация не только производства, но и управления. Теория управления информацией. Огромные, величиной с дом, вычислительные машины. Как всё, созданное человеком на замену природным, божественным, если хотите, инструментам, это выглядит комично и нелепо – пыхтит, гремит, дымит, жрёт электричество и время от времени ломается – но это работает, и постепенно, через каких-нибудь тридцать лет, на месте товарища Сталина будет стоять вычислительная машина размером с тумбочку. У тумбочки не будет ни любви, ни ненависти, она просто будет знать – кого, куда и когда поставить, откуда передвинуть и кем заменить. Но сейчас у нас нет такой тумбочки. Зато сейчас у нас есть товарищ Сталин. Заметьте, я назвал срок. Тридцать лет. Это больше, чем сможет прожить товарищ Сталин при самом благоприятном стечении обстоятельств. Товарищу Сталину нечего опасаться – у него впереди просто уйма времени. И уйма дел. Я вижу, что вы мне – не то, чтобы не верите. Сомневаетесь, что такое возможно. Вы ведь этого не знали, Иосиф Виссарионович. Только честно.

— Нет. А откуда это известно вам, Яков Кириллович?

— Мне известно множество вещей, кроме этого, Иосиф Виссарионович. Потому что я хочу получить назад свою страну. А для этого я должен знать невообразимое количество вещей. И должен вам помогать. Не исполнять слепо вашу волю, что весьма недальновидно, поскольку я умею предвидеть, — прошу простить за этот невольный каламбур, — а помогать. Вам нужна помощь. Я стану вам помогать. И это будет мне в радость. Будет приносить мне огромное, ни с чем не сравнимое удовольствие. Ведь я знаю в деталях, как должна выглядеть моя страна, когда вы мне её вернёте, а вы – нет. И если я начну вам это объяснять – вместо того, чтобы с вами вместе это делать – мы поругаемся, и ничего хорошего у нас не выйдет. Ни вместе, ни по отдельности. Ведь человек начинает получать от власти настоящее удовольствие только тогда, когда понимает: результат его усилий будет вечным. А иначе – это пустая трата времени и сил. И когда вы увидите, как меняется ваша моя страна – конечно, не сразу, первые, самые первые, самые робкие, изменения проявятся года через три-четыре – вы войдёте в настоящий раж и вкус. Вам так понравится работать со мной, что при одной мысли обо мне на вашем лице начнет играть улыбка. И люди вокруг перестанут в ужасе таращить зенки, а станут смотреть на вас. И вам это тоже понравится.