Александр Маркьянов - Сожженные мосты. Часть 3

А князь Голицын сейчас видел именно это.

Прозрение наступило после разговора с однокашником по училищу, прибывшим в Багдад позавчера для прохождения службы. Андрюха… то ли он был пьян, то ли просто расслабился — но он заговорил. Сказал то, что говорить был не должен, всего лишь несколько слов. Но для Голицына, пребывающего в Багдаде уже не первый год, этих слов было достаточно, они одновременно и перевернули его сознание с ног на голову — и поставили все на свои места. Сам собой отпал вопрос, который не давал ему покоя — как столько родовитых аристократов и потомственных военных дали вовлечь себя в заговор арабов. А теперь он все понял — разом!

И все же — кое-что он не понял, он не смог выиграть у системы даже самый последний в жизни бой. Он думал, что услышанные им слова — всего лишь результат излишне выпитого на жаре, в то время как это было результатом спланированной и тщательно просчитанной комбинации. В самый последний момент он должен был узнать правду, настоящую правду, ту что для внутреннего пользования, для своих. И потом, вооруженный этой правдой он должен был сделать всего лишь один ход, тот самый который от него ждали — никакого другого ему сделать не дали бы, пресекли. После этого — он становился лишним. Отыгранной картой, которую можно сбросить под стол.

Это не был арабский заговор. Это не был еврейский заговор. Это был заговор своих, заговор военных и аристократов против Династии, заговор, который вызревал давно, и в который были вовлечены уже очень многие. Заговор, имеющий целью установить в стране хунту, военную диктатуру. В Багдаде — в него вовлечены были практически все.

Уже на следующий день он обнаружил за собой слежку, не назойливую и демонстративную — а достаточно профессиональную и плотную, он не знал бы, что за ним следят, если бы не узнал одного и филеров. Тот был человеком из специальной группы криминальной разведки, особого подразделения полиции, курируемого лично Аль-Бакром и занимающейся внедрением в террористическую среду с целью получения информации о предстоящих акциях. Если эти люди занимаются слежкой, они, а не полиция и не контрразведка — значит, на то есть приказ Аль-Бакра. Значит, его не просто подозревают — про него знают все.

Бежать было бессмысленно — и он отлично это понимал, ему не оторваться от слежки, не вырваться из ловушки Междуречья, это государство в государстве, и все ходы наружу для него закрыты. Он обречен погибнуть здесь — и все что он может — это попытаться передать информацию, пусть через десятые руки — но перепрыгнуть границы, донести, передать сокровенное свое знание, предупредить об опасности. Тогда даже его смерть послужит делу — она докажет истинность переданной информации и те кто его убьют — попадут в ловушку.

Поэтому, он сумел-таки передать Рут, где он ее будет ждать и когда — а на следующий день выехал в Басру.

Найти повод для поездки было проще простого — как инспектирующий офицер он имел право посещать военные части на территории всего Междуречья. Дежурный офицер подписал командировочное предписание на три дня, предписание на проведение проверки он делать не стал, потому что проверка могла быть и внезапной. Взяв в хозяйственной часть разъездную машину, он с утра проехал под Вратами Единения [60] В нашем мире не существуют. Установлены на южной дороге, ведущей из Багдада к Персидскому заливу — именно там, совершив фланговый маневр, солдаты генерала Корнилова ворвались в город. Примерно похожи на знаменитые «мечи» — памятник неизвестному солдату — и выехал на федеральную трассу, ведущую в Басру и далее, в порт Ум-Каср.

Поездки по Междуречью в последние десятилетия, когда была реализована десятилетняя программа дорожного строительства — превратились в настоящие полеты. Трасса эта считалась одной из основных в регионе, она шла к глубоководным портам — и потому имела пять полос в каждом направлении, десять полос бетонной автострады без единого светофора — только развязки, «клеверные лепестки». Его Тур — новенький бронированный внедорожник держался в третьей полосе движения, в ряду огромных фур и трейлеров с оборудованием — а в пятом ряду проносились, обходя их как стоячих, смазанные от скорости молнии — в пятой полосе не было ограничения скорости, и во многих местах можно было «топить» до трехсот. Так многие и делали — на Востоке были шальные деньги, их тратили легко и свободно, особым спросом пользовались германские и италийские суперкары, способные часами лететь на скорости в двести пятьдесят — триста километров в час. Иногда князя навещала недобрая мысль, что все это мотовство — вынужденное, что ни живут как в жерле вулкана с едва присохшей коркой, и каждый помнит, что под ногами копни — раскаленная магма, и наслаждается жизнью, понимая, что в любой момент все это может быть безжалостно отнято. Блеск отделанных стеклопанелями небоскребов и нищета «бедуинских» кварталов [61] Нищета — понятие относительное. В свое время немало арабов переселились из пустыни в города, для них на деньги Его Величества были построены целые районы на окраинах, трех и пятиэтажные дома из бетона. Эти дома строились быстро и дешево, по типовым проектам, там не было ничего лишнего — но даже так это было вполне сносное жилье, и русское правление поддерживало в этих кварталах относительный порядок и цивилизованность. Такого, как творится к примеру в Садр-Сити сейчас — бетонные коробки без окон и без дверей, морские контейнеры приспособленные под жилье, дороги, изрытые ямами от фугасов, которые никто не ремонтирует, овцы и козы на улицах, проломленные снарядами стены — такого и в помине не было. Все познается в сравнении как говорится. , бронетранспортеры и огромные «пустынные» тягачи с бурильными установками, кранами и трубами на полуприцепах, роскошь приемов и ночные жестокие перестрелки на улицах, изысканные наслаждения, смерть и опасность, шелест крупных ассигнаций и лязг передернутого затвора — вот что такое был русский Восток. Здесь они, русские офицеры, в атмосфере насилия, тайного беззакония, зла и жестокости, истинно восточного коварства боролись со злом, и не заметили, как стали злом сами. Ибо если долго смотреть в бездну — бездна начинает смотреть на тебя.

Кто-то должен это остановить, предупредить остальных, кто еще не сошел с ума. Даже ценою собственной жизни.

Князь Голицын перестроился в четвертый ряд, обогнал несколько машин, снова вернулся в свой, третий. Потом сделал это еще раз пытаясь выяснить, не следят ли за ним. Ничего не произошло — никто не вышел из своего ряда, не попытался ускориться или перекрыть ему путь. Значит, за ним никто не следит.