Валерий Белоусов - Раскинулось море широко

Раз он, желая позлить бесчеловечного надсмотрщика, стал наигрывать на случайно подвернувшейся губной гармонике трансваальский национальный гимн. Надсмотрщик рассвирепел и посадил Вилли в клетку. С этой поры и пошло ему прозвище 'Лев'.

Наконец пригнали в концлагерь Грив-Поинт.

Чистое поле, обнесённое колючей проволокой…потом выдали палатки.

Больные и здоровые размещались в одних и тех же палатках, в которых они и умирали. Палатки были тесны и малы (четыре ярда на три), а помещали в каждой по дюжине человек.

Бывали случаи, что больные умирали прямо в отхожих местах. Только после шести месяцев такого содержания было приспособлено железное здание под госпиталь. В него перевели всех больных и назначили доктора, который заходил в госпиталь и щупал у больных пульсы, причем говорил всегда одну и ту же фразу: 'Немного лучше'. Однажды доктор произнес эту фразу остановившись у постели умершего больного… Такова была заботливость англичан о больных пленных бурах. Остаётся добавить, что доброго английского доктора звали…ну, Вы уже догадались? Правильно, Артур Конан-Дойль…

Пленные из концлагеря Грив-Поинт были назначены вместе с другими несчастными к отправке на Андаманские острова, на вечную каторгу.

Для них назначен был пароход 'Каталония'- (4696 тонн водоизмещения) принадлежавшее компании 'Британская Индия'.

Пароход принял 612 человек и стал на якорь в пяти милях от берега. Положение и размещение пленных буров на пароходе было ужасное. Прижатые в тесноте один к другому, они напоминали рабов, заключенных в трюм парохода. Вентиляции не было совершенно: влажная духота походила на турецкую баню. Поэтому пароход прямо с рейда стала сопровождать стая акул - и каждый день акулы получали обильную пищу…

В отличие от буров. Пища пленных состояла утром в кружке желудёвого кофе с куском серого, плохо выпеченного хлеба, к обеду - похлебка с тухлым,жилистым воловьим мясом и иногда - мучное кушанье, нечто вроде клецок, вечером - пустой чай.

Спали на нарах, на полу, одну треть пути некоторым пленным, внушавшим начальству меньше опасения из-за ран и слабости, предоставлялось спать на палубе - и на этом обстоятельстве и был построен план бегства пятерых друзей.

Прибыв в Дурбан и простояв семнадцать суток на якоре, 'Каталония' отплыла к Коломбо, куда прибыла девятого января нового, 1904 года, после 23 суток пути. На рейде Коломбо друзья заметили несколько иностранных судов, при виде которых затаенная с давних пор мысль о бегстве с новой силой овладела несчастными пленными, и, сговорившись с другими товарищами, спавшими на верхней палубе, - они решили бежать. 'Каталония' стояла у берега между английским угольным пароходом и японским судном, за 'Каталонией' стоял французский корабль между двумя английскими судами, в третьей же линии от берега стоял немецкий корабль между пароходом Добровольного флота 'Херсон' и американским судном. Мешкать было нельзя, каждый час был дорог. Э. Гауснер и оба брата Стейтлер решили бежать ночью, 14-го января нового стиля и вплавь добраться до русского судна. Остальные пленные с Вилли Штейном и Питером Ботой предполагали скорее достигнуть французского корабля.

Стояла темная ночь, все непосвященные в план бегства пленные спали, лишь одни часовые едва заметными силуэтами выделялись из мрака.

В 11 часов Э.Гауснер, крадучись, ползком, достиг борта и, крепко ухватившись за висевшую за бортом снасть, соскользнули по ней в воду. К счастью, вода была теплая, и беглец поплыл от 'Каталонии', бесшумно рассекая её руками. До 'Херсона' было по прямой линии около двух английских миль, а потому Гауснер направился правее, к английскому угольному судну, где, держась за якорную цепь, передохнул немного и поплыл затем ко второму английскому угольному судну, у которого также отдохнул. Затем, осторожно обогнув его, беглец прямо направился к 'Херсону'.

По рейду сновали дежурные пароходики, освещавшие водную поверхность электрическими рефлекторами; попадая в полосу света, беглец нырял и, вынырнув, продолжал свой путь.

'Херсон', готовый к отплытию из Коломбо, принимал в это время последний запас угля и матросы, занятые погрузкой, услышали оклик Гауснера и подняли его на трап. Два с половиной часа пробыл беглец в воде, руки его от сильного трения при соскальзывании по снасти на воду, вспухли и были в крови. Один за другим достигли 'Херсона' и другие четыре беглеца, причем Вилли и Питер, вместо французского судна также попали на 'Херсон'.

Чудные дела Твои, Господи! Кто-то собирается с 'Херсона' бежать, кто-то на 'Херсон'- бежит…)

… 'Что же с ними, господин капитан, делать-то?'

'Как что? Согласно морским законам, что надо делать с потерпевшими крушение, поднятыми из воды? Немедленно оказать медицинскую помощь, переодеть в сухое, напоить и накормить, после чего спать уложить…'

'А потом передать каторжников англичанам?'

'Хуй им в ухо, а не буров. Вы слышали, лейтенант, что буры-то, они по-русски говорили? Товарищами нас называли? Значит, вместе с НАШИМИ сражались…а мы их англичанам сдадим? Мой 'Херсон'- корабль Добровольного Флота Российской Империи, есть территория неприкосновенная. И вообще… С Дону- выдачи нет.

Но…на всякий случай- не показывайте мне буров,хорошо? Не люблю врать…'

… Молодой, рыжий, конопатый пенитель морей с двумя золотыми тонкими полосками на рукаве белого тропического мундира, бегом поднялся по трапу 'Херсона'…

У последней ступеньки его ожидал, сияя 'иконостасом', кавалер Ордена Святого Георгия Победоносца четвёртой степени (получил за штурм фортов Таку, где был старшим офицером на 'Корейце'), а также кавалер Ордена Святого Станислава 2-й степени, Французского ордена Почетного легиона, Японского ордена Священного сокровища 4-й степени - капитан второго ранга Тундерман…(даже медаль в память военных событий в Китае 1900 - 1901 годов, именуемую в узких кругах 'полтиником', не поленился прицепить…)

'Иконостас' произвёл на англичанина должное впечатление…

Отдав честь, просвещённый мореплаватель сообщил:'I say, Sir, May ask you, if you see any prisoners that got loose last night??'

Павел Карлович с чистой совестью, глядя ему прямо в глаза, честно ответил:'I personally did not see any fugitives. '

Потому как действительно, лично он никого не видел!

Английскому лейтенанту ничего не оставалось, как откланяться…под глумливое хихикание матросов…

Глава седьмая. ' И голос набата в ночи известил что подвига час настаёт…'

Экспресс прибыл на станцию Маньчжурия около полуночи…Семёнов, сквозь сон услышавший, как неугомонный Линенич, накинув тужурку, по своему обыкновению отправился на инспекцию станционного буфета ('Когда-нибудь он себе заработает ужасную диспепсию с этими пирожками '), поплотнее натянул себе на голову пушистое, верблюжье одеяло и перевернулся лицом к стенке куппэ…