Дарья Кононенко - Ответ большевику Дыбенко

Щурится прогрессор на товарищей довольных да ленту пустую в клубок сматывает. Умный Шульга командир, получилось село взять, всего одиннадцать убитых - дезертиры да Ковалев. Лось вытащил наган, взвел курок. Если бы сразу человека в госпиталь, да не нынешний, а с медициной двадцать первого века, то, может быть, и выжил бы. А сейчас - ты уж прости, если что не так было. Прогрессор приставил ствол к лохматому затылку байстрюка, зажмурился и нажал на спусковой крючок. Такая была у человека доля-недоля, что разве что дружки вспомнят добрым словом, да и то, если кому-то сапоги подойдут. Смеются хлопцы, на Томашевского пальцем тычут- то ли пошутила бабка, то ли дала, что не жалко - хоронят в таких рубашках, видать, с Полесья старуха родом, с волчьего краю, где ужам до сих пор молока дают, чтоб деньги да дети в хате водились. А Томашевскому- без разницы, абы солнце пузо не жарило. Выглядывают потихоньку местные - что на этот раз будет? Опять курей пожрут, свиней порежут, корову конфискуют. Могилин себе ходит-гуляет, як сом по Гайчуру. Жирные там сомы , наели мясца, отведали разных врагов трудового люда, даже перебирать стали. Им хорошо, а кому-то надо ехать к Шульге и докладывать. Прогрессор нерешительно глянул на бесхозного коня. Стоит себе мышастый посреди улицы, заседланный, голову понурил. Интересно, чей он? Если что, так потом верну хозяину. Лось порылся в карманах, жаль, нету ничего съедобного, морковки или там сухаря, осторожненько подошел сбоку. Стоит, не шарахается. Прогрессор почесал мышастому холку, выждал минуты две для приличия, огляделся вокруг и взгромоздился в седло.

Степь, зеленая, бесконечная, старая, кровью напоенная. Кто только по ней не несся за все времена - а трава растет, прорастает сквозь пустые глазницы черепов, и ветер шелестит да играет знаменами. И милые, невинные, безгрешные птички, которые прицельно гадят с высоты. Лось матюкнулся, попытался оттереть рукав пучком травы. Уже и село видно, Илько торчит конным памятником, в бинокль смотрит.

- Ну як?

- Село взяли. Убитых одиннадцать, а контру не считал.

- Дальше не умеешь?

Прогрессор оскорблено промолчал. У каждого человека есть чувство юмора, но у Гармаша оно было довольно-таки странным, под стать ему самому. Логичнее бы было, если бы Гармаш стал каким-нибудь петлюровцем, но, вместо этого, он себе превесело гулял по степям с восемнадцатого года, успешно дезертировав от немцев и с превеликим удовольствием, даже не сменив форму австро-венгерскую, их изничтожая.

Шульга сидел на крыльце, строгал деревяшку ножом.

- Шо стал?

- Белые выбиты с позиции, село взято, у нас потери - одиннадцать человек.

- А шо таким голосом докладываешь?

Лось не ответил, развернулся. Мышастый укоризненно глянул на всадника - такие вкусные цветочки растут!

- Пулемет отбили?

- Отбили, максим зеленый, мозгами обляпанный, с водяным охлаждением - одна штука.

- Так. Злазь. Пошли.

Прогрессор подчинился, привязав коня как можно дальше от цветов.

Командир по-хозяйски прошел на кухню, налил кружку самогона, свежевыгнанного, утреннего, прозрачного, сунул кружку прогрессору. Лось не заставил себя упрашивать, за-жевал куском хлеба.

- Легше?

Прогрессор плюхнулся на хозяйскую табуретку. Да тут не сорок градусов, а побольше будет, вяло кивнул. Шульга молчал. Что тут еще скажешь? Деликатная у студента натура, что и говорить. И дезертиров шкода, все ж до нас пришли. Что-то квакнула кукушка из хозяйских часов, пружина плохонькая, вот и не кукует она.

- Пять часов. Иди до дяка, тебя там ждут, мабуть,- командир протянул прогрессору здоровенную луковицу,- до твоих Ярошенко поедет, он дорогу знает, у него там кума живет.

Лось кивнул, вышел, отвязал мышастого, повел за собой. Будем надеяться, что жена не учует, да и конь хороший, сытый, холеный. Вот и Ярошенко едет, быстро он собрался. Интересно, если у него кума, то он ей вроде как кум. Это что, с ним кто-то детей крестил? Безбашенные тут люди, что и говорить. Ярошенко в четырнадцать на войну с германцем сбежал, парень здоровый, чего бы ему не верить, а там - гуляй, пехота! Вот он и гулял, и пятый год не устает. И с пулеметом неплох - с гочкисом управлялся, и с дуже нежным французским пулеметом может. А по местным меркам - это очень даже неплохой кум, хозяйственный такой- то принес, се принес, да еще и банку огурцов на закусь. Уже и ворота дьяковы показались, кошка на них сидит. И теща за воротами стоит, в позе Наполеона.

- Ничего конячка, сытая.

- Голодная,- прогрессор старался дышать в сторону, - и я голодный. Я с утра не емши.

- Какие новости?- и тесть вышел.

- Неплохие, село взяли, белых вышибли да пулемет у них отбили. Пулемет исправный, хоть сейчас стреляй.

Дьяк пожал плечами. К военной службе он был негоден, по причине сильной дальнозоркости и общей доброты характера. Все эти военные безобразия особой радости у него не вызывали. Скорей бы та война закончилась, людям плодиться надо.

Лось решил не рисковать - и так денек поганый выдался, еще с женой поругаться не хватало для полного счастья. Лучше пойти в гости к Крысюку. Но в хате творилось что-то странное. Во-первых, там торчал Григоренко, который увлеченно пояснял, как куда-то пройти, пользуясь при этом словами 'отамечки' и 'туточки'. Во-вторых, сам Крысюк сидел на табуретке и подвергался стрижке. С чего бы это? Он же вроде бы не вшивый сильно, да если и вшивый, так проще голову помыть керосином, и керосин явно был. И Заболотный, в уголочке примостился. А вот это уже хуже, он вместе с Татарчуком за разведку отвечает, причем не за подглядеть, кто там на хуторе.

- Понял?

- Та понял, понял. Треба выйти на хлопцев з лесу и прощупать почву.

- Ой, не нравится мне это,- вздохнул Заболотный,- там же краснопузенки. Они любого расколют.

- Та ну,- Крысюк ощерился, - так-таки и любого? Я немцев резал, когда все эти чекисты дружно ели селедочный хвост и трусились от новостей с фронта.

- А в ВУЧК ты тоже зубы скалить будешь?

- Замовкни. Мне после полубокса уже ничего не страшно,- Крысюк дернул головой.

- Это не полубокс, это называется стрижка под горшок, -Крысюк повернулся к дверям, ножницы клацнули вхолостую.

- Яке ВУЧК?- Устя так и застыла с ножницами в руках.

- Яке, яке. Звичайне.

- А стричься зачем?

- А где ты видел мирного селянина-хлебороба с такими патлами?

- Ты засылаешь шпиона?- прошипел прогрессор.

- Не я, - Заболотный показал куда-то вверх и вбок,

- А почему не кто-нибудь образованный?

- У него есть опыт подпольной работы.

Устя оставила в покое ножницы, разревелась в голос. Крысюк молчал. Во-первых, он и сам хотел, во-вторых - такая ее женская доля, ждать да плакать.

- А куда?

- В Киев,- мрачно сказал Григоренко,- будет жрать теткины бублики на халяву.