Глеб Исаев - Истребитель

— Действительно, — словно отвечая сидящему поодаль майору, произнес нарком. — Хотя, внешность порой обманчива.

— Вот что, лейтенант. Коротко говоря, тебе выпала огромная честь и ответственность. Служить в подразделении, которое…

Звонок, длинный и пронзительный, прервал его слова. Он вскочил и поднял трубку стоящего особняком аппарата. И одновременно махнул рукой, выпроваживая присутствующих.

— Да, у аппарата, — сдержанно ответил он абоненту. — Вызывает? Понял. Скажите, буду через десять минут.

Павел еще не успел среагировать на изменившуюся ситуацию, а непонятно как успевший оказаться рядом Семенов уже вытянул его из кабинета.

— Все-все, считай, аудиенция окончена. Остальное мы как-нибудь сами, — он повел лейтенанта по пустому коридору. — Значит, так, Говоров Павел. Сейчас идем ко мне и пообщаемся. Прорвемся, — совсем не по-уставному подмигнул он младшему по званию.

Они покинули здание и на той же черной машине выехали из величественных ворот.

Поздняя ночь, как оказалось, вовсе не самое спокойное время для ведомства, которое представлял улыбчивый майор.

— Входи, Павел, — пригласил он гостя, войдя в небольшой кабинетик. Где, на каком этаже и даже в каком районе столицы он находился, Говоров так и не понял. Но явно, не на знаменитой Лубянской площади.

Никакой помпезности, скорее, похоже на школу Осоавиахима при домовом комитете.

Ободранный диван. Зарешеченное окошко, лампа в сто свечей под засиженным мухами абажуром. Стол и три стула. Вот и весь интерьер. Не считая огромного, во всю стену, сейфа. Матерого, еще царского. А вот обязательного портрета вождя над столом не оказалось. Висел только легкомысленный плакатик, предлагающий хранить деньги в сберегательной кассе. Мордатый колхозник в косоворотке, скалясь, будто сглупа хватанул стакан уксуса, сжимал в мозолистой руке пачку карбованцев. «Заем…»

— Вот. Это и есть наше логово, — Семенов точным броском вбросил фуражку на одиноко торчащий из стены гвоздь.

Павел присел на стул и приготовился к продолжению. А вот хозяин замер на пороге и внимательно, словно сканируя сектора, осмотрел кабинет. Видимо, удовлетворенный увиденным, расслабился и занял свое место за казенным, с традиционным зеленым сукном, столом.

— Отвечаю на незаданные вопросы, — опередил Семенов раскрывшего было рот лейтенанта.

— Первое — принято решение создать особое подразделение истребительной авиации, которое будет обеспечивать безопасность передвижения высших лиц государства. Твоя кандидатура получила одобрение на самом высоком уровне. Скажу больше. На высочайшем. Усек? То-то.

Однако. Сам понимаешь, дела такие с кондачка не решают. Правильно? Пока создадут оргштатную структуру, то да се. Поставят технику, обеспечат. В общем, время.

А держать тебя, мил человек, в запасе неразумно. Вот и было принято решение. Послужить тебе пока у нас. Не корчи из себя чучело совы. Нормальная служба. Отдел по специальным операциям. Звучит? А то… Кого ни попадя не берут.

Вопрос второй. Почему тебя? Правильно. Нет у тебя, мил человек, ни подготовки, ни знаний. А есть то, чем ты моих орлов сделал. Проглотил бы, глядишь и обошлось, хотя… я и не знаю где бы ты тогда эти месяцы своего самолетика дожидался? Подсказать? Ну, смотри.

А так, и проверка, и польза родине. Логично?

— Не перебивай старших, — шутливо прихлопнул папку, лежащую на столе, Иван Пантелеевич. Вот, кстати, и дело твое. Хочешь глянуть? Ну и правильно, многие знания — многие печали.

И последнее, по порядку, но не по значению. Тут некоторые считают нас почти вурдалаками, в человечьем образе… Так вот. Заруби на носу. Говорю один раз. Я, Иван Пантелеевич Семенов, ни одного хорошего человека в расход не вывел. В этом я могу поклясться хоть на партбилете, хоть на Библии.

Есть государство. Хорошее или плохое. Не важно, но оно — мое. И есть его враги. Так есть, и так будет. И даже через пятьдесят лет, и через сто. А Государство и справедливость несовместимы.

Но, поскольку в своем деле я лучший, то могу себе позволить воевать с самыми матерыми врагами этого государства. И иметь такую роскошь, как чистая совесть.

Павел тупо уставился на майора: — Да что вы, Иван Пантелеевич, — наконец выдохнул он. — Какой из меня, даже не знаю, как сказать… Я же летчик. Мне без неба…

— Стоп, это ты Катерине расскажешь, если случай выпадет… А мне сопли по паркету не стоит размазывать. И так скользко.

— Значит, ты летчик?

— А я, что, по-твоему, контрразведчиком родился? Может, я писателем стать хотел. И что? Мне теперь прийти в тот кабинет и вот так сказать: — Я писатель, мне без книг нельзя?..

— Знаешь, Паша, как сказал один, кстати, писатель с большой буквы. Ты его, может быть, не читал, но не суть… Так вот, сказал он, Паша: "…Плохо не то, что человек смертен, плохо то, что он внезапно смертен…"

— У нас приказы не обсуждаются. Или — или. Пойми, дурак, тебе интересное дело предлагают, а он еще кочевряжится. Ну? А что касается самолета, поверь, если пройдет все, будешь еще и взлетать, и садиться. В хорошем смысле этого слова.

Говоров растеряно оглянулся: "Отказаться? А потом? В лагерь? Но, судя по всему, лагерем тут не обойдется… А родители? Им потом как? Сын враг народа…"

— Я согласен, — он выдавил это, словно приговор.

— Что-то мне говорит, ты не понял, — усмехнулся, враз растеряв благодушие, майор. — Не ты согласен, а тебя согласились принять в клуб. А в этот клуб пускают не каждого. И правило здесь одно — служить на совесть. И за честь. Предателей у нас не было, и не будет. Потому, как не живут предатели долго. Вообще не живут.

— Я не пугаю. Теперь о деле. Подписок, там, расписок не берем. Пустое. Работа у нас живая, с людьми, опять же. Но ты, Павел, пока еще не работник, так — стажер.

— Неладно, конечно, твое знакомство с товарищами по работе вышло. Но ничего, они ребята понятливые. Прикажет Родина на ежа… сядут, но ты уж постарайся с ними контакт наладить. Как? Тут я не советчик. Сам думай.

Стук помешал ему закончить.

— Ну, что, как не родные, входите, — крикнул Семенов, подмигивая одновременно гостю.

Дверь распахнулась, и на пороге появились давешние носильщики. Они гурьбой ввалились в тут же ставшую тесной комнату. И в мгновение лица их скривило. Глаза уперлись в сидящего.

— Входите, не толпитесь… — поторопил майор подчиненных. Последней протиснулась в кабинет девчонка.

И стоило Павлу столкнуться с нею взглядом, как словно огромное, ватное одеяло ухнуло на голову. И он погрузился в беспамятство.

— Экий ты, парень? Припадочный что ли? — майор озадаченно поскреб висок. — Как тебя в авиацию-то взяли? Оклемался? Слава тебе. А я уж думал, придется доктора звать.

Павел сообразил, что сознание его вернулось в реальность. Хотя теперь он уже ни в чем не был уверен: "Стоп, как это? Там был сон. И дракон говорящий, и все остальное. Действительность здесь. А вот как с этим жить? Неизвестно. Летчик с провалами сознания. Анекдот. Да такого на пушечный выстрел к самолету нельзя подпускать". Он поднялся с кушетки и смущенно застегнул воротник гимнастерки: — Виноват, товарищ майор. Сморило.