Максим Бобух - Аlexandr

Лезть вверх помогали узлы, навязанные на веревках. На стену мы влезли одновременно с поручиком, и тут же оглянулись.

- Ким вар? - услышал я за спиной, и тут же раздался вскрик и глухой звук падения тела.

- Хюсеин, орада нэдир? - теперь это раздалось передо мной.

Но произнесший это перс, успел заметить чужих на стене, и громко закричал. Я достал саблю и шагнул к противнику. Враг судорожно заряжал свою аркебузу, точнее зажигал фитиль. Времени ему на это давать я не стал, а просто рубанул наискось по голове, чтобы не попасть по его тюрбану, который вполне мог задержать мой удар. Из крепости на стену уже стали выбегать первые враги. Я убрал саблю и достал пистолет.

- Бабах, бабах! - я всего на мгновение позже выстрелил, чем Ростовцев.

А наши гренадеры уже стали набиваться на стенах.

- Стройся, товсь, пли! На колено, вторая линия, товсь пли. Пошла рукопашная.

Я был в первом ряду, как и всегда, и поэтому я это видел своими глазами. Прямо из тумана сверкнули вспышки и ударил грохот выстрелов, совместив его с грохотом от попадания снарядов в стену самого низкого бастиона. А через минуту фрегат подошел в плотную к стене. Позже я узнал, что один из пленных рассказал о глубинах возле крепости, что позволило провести этот маневр. Солдаты полезли в окна крепости даже без каких либо приспособлений. Наши противники, видевшие это, стали бросать оружие и поднимать руки. Мы захватили укрепление.

Битва еще кипела на укреплениях находящихся на самом берегу и на противоположном мысе, где так же стояла крепость. Нашу роту отправили в город.

Узенькие улочки, уходящие в гору, не способствовали нашей безопасности, из каждого дома, угла, в нас могли выстрелить. Если не из ружья, то хотя бы из арбалета, которые я с удивлением обнаружил у местных жителей. По началу, мы по приказу капитана Михайлова, выбивали двери и врывались в дома, проверяя, нет ли там спрятавшихся персов. Но пару раз попали под пули, засевших врагов.

- Ваше благородие, - по-уставному обратился я к Ростовцеву. - Можно предложение?

Мы шли во второй линии, и я мог обратиться к нему напрямую.

- Говори, Илья.

- Мы можем потерять много нижних чинов, если будем и дальше так вламываться в дома, - сбивчего начал я, еще бы, переть в двадцатиградусный уклон по жаре, в плотном мундире, то еще удовольствие.

- Твое предложение.

- Стучать, приказывать, чтобы все вышли, не то будем стрелять. Если никто не будет выходить, кидать гранату. А то мы их таскаем без толку, так хоть какая польза будет.

- Прапорщик Сазонов, а вы подумали, что там могут быть женщины и дети?

- Подумал, ваше благородие, но мне наших солдат более жалко. Можно предупреждать, что будем кидать гранату, если не выйдут.

- Хорошо. Так и сделаем.

Первый же дом, в который мы кинули гранату, показал мою правоту. Дверь была заперта, и на наши крики никто не обращал внимание. Тогда фельдфебель Челядин, поджег фитиль и кинул его в окошко. Через десять секунд бахнуло так, что вылетела дверь, ушибив одного из солдат. В большой комнате, занимавшей почти всю площадь домика, лежало два тела, с ружьями.

- Я же говорил, будет действовать, - радостно осклабился я.

И тут Ростовцев, так же зашедший в дом, рассмеялся. Я, и остальные солдаты, находящиеся рядом, удивленно посмотрели на поручика.

- Илья, а ты подумал, что эти персы хотели сдаться, но они не понимают по-русски?

ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР 20 06 1797

Погода стояла великолепная. Сплошные облака, не дождевые, не грозовые, а легкие белые, защищали от горячего летнего солнца, и поэтому воздух был не горяч, чуть прохладен на ветру, и очень приятен для тела. И для рыбалки, которой я занимался в данный момент.

Прошло две недели, как я переехал в Александровский дворец, в Царском селе, который для меня построила бабушка. Я не знаю, почему я не поехал в более помпезный Петергофский дворец, может, захотелось немного спокойствия и относительной уединенности. Я сидел на берегу одного из прудов Александровского парка с длинной бамбуковой удочкой и делал вид, что рыбачу. Нет, конечно я честно пытался поймать хоть одну рыбку, но за все время ловли не смог ни одной подсечь. Так, как монотонно наблюдать за поплавком мне очень быстро надоело, я достал из корзины, которую я принес с собой (точнее ее принес камердинер) книжку. Это была комедия Вольтера 'Блудный сын', конечно же на языке оригинала. Я взял ее почитать только из-за предисловия, где прочел фразу: 'Tous les genres sont bons, hors Ie genre eniuiyeux', то есть 'все жанры хороши, кроме скучного'.

Сидя на покрывале из зеленой ткани, как она называется, я не знал, я спокойно читал, и пил вино, которое так же было со мною. Вообще, я только в последнее время начал замечать, что начинаю жить по местному неторопливому ритму. Да, что там начинаю, уже живу. Вспомнилось, как первое время не хватало действия и динамики, меня сушил информационный голод. Мне, человеку двадцать первого века, не хватало новой информации, новизны ощущений, к которой постоянно стремиться современный мне человек. В том будущем, из которого я прибыл, человек привык пропускать через себя чудовищное количество информации, получая некоторое удовольствие, или удовлетворение от нее. Но выбрасывая из памяти почти девяносто процентов уже через десять минут, начиная поглощать новую порцию. Это как память телефона или компьютера, закачиваешь туда все новую и новую информацию, а когда она забивается полностью, выбрасываешь то, что тебе кажется не нужным или не интересным. И в конце концов, после десятого перезаписывания, у тебя в телефоне остается десятая часть той информации, которая в ней побывала за все его существование. Человек в детстве тоже впитывает новую информацию и запоминает ее надолго. Поэтому ребенка легче научить говорить сразу на нескольких языках, чем взрослого на одном. Просто память забивается, и ничего нового не влезает. Мои нынешние современники, к информации относятся более бережно и запоминают то, что происходит вокруг очень хорошо. Я, первое время поражался их памяти, по привычке выкидывая девяносто процентов информации в мусор. И при этом страдал от недостатка новой информации. Наверное из-за этого я решился пойти в польский поход Суворова, из-за этого я начал упорно работать, пытаясь разогнать свое окружение до нужного мне ритма. Но, постепенно, я начал сам подстраиваться под местный ритм, начал успокаиваться. Начал все больше времени отдавать не управлению государством, а отдыху и развлечению.

И вот сидя на берегу пруда в Александровском парке, я наслаждался тишиной и покоем. Пока меня подло не прервали.

- Ваше императорское величество, - от неожиданности я даже вздрогнул, настолько тихо подобрался ко мне камердинер.