Филипп Станиславский - Шёл четвёртый день войны

***

Болванкой в танк ударило, болванкой в танк ударило,

Болванкой в танк ударило, и лопнула броня.

И мелкими осколками, и мелкими осколками,

И мелкими осколками ранило меня ...

Ой, любо, братцы, любо, любо, братцы жить.

В танковой бригады не приходится тужить ...

Ночь была удивительно непроницаемой. Где земля, где небо - не разобрать, они слились, сваренные без шва ...

Три часа назад бригада пересекла украинскую-советскую границу и теперь, в ожидании пехоты, которая отстала, заняла оборону в большом селе Шалыгино, который раскинулся большим треугольником на берегу реки Лапуга. Село было богатым - ни крыши крытого дранкой или соломой, беленькие, возведенные из кирпича, дома все, как одна, под красной черепицей. Государственная граница между Украиной и Советским Союзом - широкую полосу вспаханной земли, ограниченную с обеих сторон оградой из колючей проволоки - пересекли в ночь на седьмое сентября без единого выстрела по ротных колоннах.

Еще в августе танковая бригада стояла под Ленинградом в летних лагерях. Нормальное военную жизнь мирного времени. Стрельбы, марши, ночные тревоги. Тревоги были учебными. Настоящую боевую тревогу прокричали первого сентября, сразу после завтрака. Танки привычно грохотали по мостовой, поэтому сначала и эту тревогу считали учебной. Но когда длинная колонна танков прошла через мост через железную дорогу, сомнения, надолго, если не навсегда, покидают этот городок, пропали в даже у скептиков. Все думали одно: "Куда? На восток или на запад? "Механик-водитель Тельнов Паша считал, что на восток, а заряжающий Маслов убеждал, что на запад. Командир танка Пахомов ничего не говорил, он служил последний год и ждал демобилизации, а взводный, лейтенант Медников загадочно молчал. Ротного, батальонного и бригадное начальство также праздник берегло военную тайну и на все вопросы подчиненных соответствовало сухо и коротко: "Скоро обо всем узнаете."

На третий день глубокой ночью эшелон прибыл на станцию Дмитриев-Льговский. Здесь разгрузились и своим ходом отправились в непроглядную темень разбитой ухабистой дороге. Колонна шла через ночь с погашенными фарами, между машинами содержалась большая дистанция. Мчались танки сквозь мрак осенней ночи с низким ревом, гремели стальной чешуей, будто длинный пятикилометровый дракон с давней детской сказки, или, что точнее, как закованные в латы всадники, ехавшие освобождать землю братского народа от дракона.

Проезжали сквозь темные деревни, без всякого огонька в окнах, хотя там, внутри жилищ, и не спали. Люди смотрели вслед из-за заборов, из окон хат, бросали им, невидимым, неизвестным, вслед цветы, лишенные ночной темнотой красоты и танкисты определяли их цвет по тонким нежным ароматом, который перебивал запах сожженной солярки, горячего железа и дорожной пыли, что вился длинным серым шлейфом за каждым танком.

Под утро остановились в жидком лесу, замаскировали машины и получили разрешение отдыхать. В полдень привезли горючее и боеприпасы. Полностью загрузили свои "бетехы" снарядами, пулеметными дисками, залили баки бензином и соляркой. К вечеру все проверяли, подтягивали, регулировали, чистили. В субботу был парко-хозяйственный день. После бани приказали сдать старое "Хэбэй [51] вместе с разбитыми кирзачамы и всем выдали новенькое" Пеша [52] и яловые сапоги. Со скрипом сапожки, из государственных запасов! Пахомов сразу помрачнел: любимая Родина так просто, ни с того ни с сего, своих дорогих сыновей-защитников просто так, ни с того ни с сего, не балует, то должно произойти необычное. А главное, его близкий "дембель [53] оказался под большим вопросом!

Вечером пятого сентября был митинг. Многие сборов, бесед и митингов помнят танкисты, а такого еще не было! Митинг, на котором объявили о начале войны с буржуазно-националистической Украины ... К середине бригадного построения выходили один за другим бойцы бригады, выступали с речами, а Валерий Пахомов слушал их и почти пугался обыденности происходящего, и своей привычности, т.е. того, как ординарные его мысли и чувства, как приземленно он воспринимал события. Вроде ничего особо не происходило! Но должны были осяваты все вокруг молнии, имел ударить гром, разверзнуться небеса ... хоть что-нибудь, но должно же было случиться! И не случалось ничего. Итак, все идет, как надо и нечего волноваться!

Командир бригады произнес речь: наступила долгожданная час, Советское правительство объявило о состоянии войны с буржуазной Украины с шестого сентября тысяча девятьсот сорок второго года, командование отдало приказ о переходе границы и мы с честью и достоинством выполним этот приказ, разгромим проклятого врага, пусть здравствует Советская Родина, вперед, орлы-танкисты! Комиссар бригады нажимал на политику: мы выполняем священный интернациональный долг, освобождаем трудящихся многострадальной Украине от ига буржуазно-националистических империалистов, несем свободу и счастье украинскому народу! Комиссар роты, не мудрствуя долго, повторил то, что говорил вчера в палатке на собрании партполитактиву: выдержим боевой экзамен, покажем, на что способны советские танкисты, будем биться, не жалея живота своего! И все, кто выступал, обнаруживали, конечно, радость от того, что наступило, наконец, время рассчитаться с агрессорами, разгромить кровожадных националистов, подло захватили Южную Белоруссию, погасить тлеющий очаг войны и обеспечить мир и покой на земле. И после каждого выступления над строем катилось громкое и радостное "Ура!", Перекатывалось степью, такое громоподобно, что казалось, его слышат и по другую сторону границы. С митинга все шли довольные и веселые. Башнер-заряжающий Трофим Маслов радовался, как мальчишка:

- Эх, повоюем! Или голова в кустах, или грудь ... Трофеи будут! Склады, поди, за рубежом есть!

Командир танка, сержант Пахомов не разделял общего вдохновения. Заявил мрачно:

- Накрылась моя демобилизация медным тазиком! - И ругался про себя нехорошими словами.

Ужин был праздничным, с надлежащими ста наркомовских граммами. После ужина выдали НЗ - неприкосновенный запас - по две банки тушенки на человека и по фляге с водкой на экипаж, и по пачке "Беломорканала" каждому вместо привычной махорки. Комбат собрал командиров машин и сообщил, что семнадцатый танковая бригада в составе шестой танкового корпуса будет наступать в направлении Глухов, Кролевец. Действовать будут пока во втором эшелоне корпуса. Поскольку карт командирам машин не выдали, записали маршрут движения на бумажке. До наступления полной темноты вышли на исходные позиции и остановились в километре от линии государственной границы. Бригада вытянулась вдоль дороги на несколько километров. Стали чего ждать. Экипаж уселся на горячих жалюзи, получили выданные сигареты, зажгли. На других машинах также устроили перекур, красные огоньки "биломорин" прятали под танковым брезентом, которым покрывались танкисты от вечернего холодка и чтобы не демаскировать колонну.