Филипп Станиславский - Шёл четвёртый день войны

- А говорят, что на Украине осень теплая ... - Задумчиво произнес механик-водитель. Украина же была совсем рядом, вон она, за колючей проволокой пограничных столбов.

После захода солнца быстро похолодало и жужжание комаров, кусали не хуже, чем оводы, стало стихать. Тишина стояла такая, что Пахомов слышал стук своего сердца. В открытые люки "бетешкы" лилось душистый воздух последней мирной ночи и все трое вдыхали его полной грудью, будто пытались надышаться вперед, когда в танке будет не продохнуть от сгоревшего пороха, солярки и раскаленного металла.

Через час после полуночи послышались звуки моторов и мимо с включенными фарами - чтобы не раздавить кого - с лязгом и угрожающим ревом моторов прошла колонна новых танков Т-34. У высоты с тригонометрическим знаком главная тридцатьчетверка затормозила и выстрелила из пушки. Этот одинокий танковый выстрел оказался сигналом. Ночь заревела сотнями двигателей, озарилась сотнями фар. Мотоциклисты, пехота на грузовиках, бронеавтомобили, снова грузовики с стодвадцятидвоміліметровими гаубицами на крюке - передовой отряд корпуса. Где-то за спиной залпами била крупнокалиберная артиллерия и ослепительный огонь колебался заревом над горизонтом. Пахомов посмотрел на своего именного кировского часов, награда за призыва стрельбу: ровно час ночи. За рубежом - взрывы. Кажется, разведывательные группы и передовые отряды ударили по "буржуазно-националистических" пограничниках. Пора бы и нам! Но колонна за колонной идут к границе, а бригаде сигнала трогаться не дают. Пахомов стоит на башне своего БТ-7М, всматривается в темноту, которая осяюеться вспышками артподготовки и от нетерпения аж приплясывает. Но до рассвета так ничего и не случилось: бригада продолжала стоять в километре от границы. В пять часов появился командир роты и приказал, когда за час никуда не двинемся, посылать на кухню, за завтраком.

Прошел час и никуда не двинулись. Сержант приказал башнеру забрать котелки и идти на кухню. Тот вернулся через полчаса с тремя полными котелками, картонным ящиком, где подзенькувалы девять банок с тушенкой и три буханки черного хлеба, страшно доволен своей метикуватистю.

- Вот, выпросил у чмошников ящик, Чтобы дважды НЕ мотаться. - Радостно сообщил сержанту и механику. И стал сыпать новостями, которые услышал на кухне, как из дырявого мешка. Одновременно башнер расставлял котелки, нарезал крупными ломтями хлеб, открывал консервы. - Погранцы аккурат в полночь на ту сторону пошли. А их там, оказывается, уже ждали. И встретил. Ну, а наши тогда дали из пушек хохлам прикурить. Размолотилы Все к чертовой бабушке, любо-дорого посмотреть. Расчистилы, одним словом, дорогу. Я, когда на кухню ходил, видел: войск, техники здесь о-го-го сколько! Больше пушек, чем деревьев. Под каждым кустом то танк, то пушка, то штаб какой-нибудь. По нужде, и то черта два куда сходишь! Разговор в кухни был, что наш корпус пока в резерве придержать, пока передовые части укрепления на границе не прорвут. А мы уже в прорыв входит будем. Только щас туда пошли новые танки, тридцатьчетвёркы. И приданная пехота. Только там, на хохляцкой стороне, они на мины напоролись. Наши разведчики, бригадные, тоже на тот стороне уже побывали. Вообще, говорят, что здесь Все заминировано, сплошняком. Дома, дороги ... Бывает, сумка лежит или что такое - а под ней мина! Кто взял - в Клочки! Но я кое-что сменял в разведчиков!

И Маслов с победным видом достал из кармана зажигалку в виде обнаженной женщины. Блестящая игрушка пошла по рукам. Механик покрутил ее, поцокал языком, приговаривая: "Похабень! Ох, и похабень! Невесте замести кольца подаришь ... "Тельнов снова улыбнулся и вдруг широко размахнулся:

- Хош заброшу? - Задержал руку и смотрел вопросительно-доброжелательно на башнера.

- Ты что? Ты что! Не обманывай, слышь, не дури! Дай сюда! - Заряжающий вплоть посерел от испуга. Спрятал зажигалку в карман. - Все, больше ты Ее НЕ увидишь!

После этого все надолго замолчали. Достали начатую пачку "Беломора", зажгли. Заряжающий дал прикурить сержанту от своей блестящей зажигалки, а механику показал ее издали: мол, раз "Похабень!", То и ничего такой стидобою тебе, моралист, пользоваться!, - И тот сердито зачиркав спичкой по коробке. Другие экипажи тоже закончили завтрак и теперь отлучаться от машин было строго запрещено - устраивались, кто как мог. Кто захрапел на казенном брезенте, расстеленном на крыше моторного отделения, кто возился у машины, устраняя существующие и выдуманные недостатки. Делать было совершенно нечего.

Утренняя прохлада днем изменилась жарой. В бледно-голубом небе - ни облачка. Только ветерок гонит волны по высокой траве и гнутся ветки придорожных яблонь от созревающих плодов. Утром сверкала роса, но взошло солнце и она исчезла, небо дышит зноем. И в этом бездонном высоком небе видно серебряный крестик вражеского самолета, слышать его далекий гул. Из-за деревьев вдруг дружно захлопали выстрелы - оказывается, там развернулось зенитный дивизион, и теперь пушкари-зенитчики пытаются достать вражеский самолет. Но тот игнорировал залпы батарей со спокойствием и хладнокровием дредноута. Наконец, когда снаряды стали взрываться слишком близко, резко изменил курс и поплыл куда-то на юг. Неудачную стрельбу танкисты прокомментировали коротко и вкусно: "Мазилы!", И далее уже в совершенно непарламентских выражениях. Но это была единственная появление вражеской авиации за весь день. Видно, разбомбили хохлов на аэродромах - это было единодушное мнение экипажа, никому летать! На этой почве наступило даже примирения механика и башнера.

Около полудня земля снова начала вздрагивать и мимо бригадной колонну "бетешок" на полной скорости прошла колонна тяжелых танков. Сначала батальон новых КВ, а затем батальон здоровенных мастодонтов Т-35 - пятибашенный гигантов. Заряжающий знал численность танковых подразделений и все типы танков, которые были на вооружении бронетанковых войска РККА. Он безапелляционно сообщил, что эта часть из Москвы - только там были на вооружении "то-тридцать пятые". Третий батальон также был вооружен тяжелыми КВ. Запирали колонну грузовика ремонтников и роты обеспечения. С небольшим интервалом вслед за тяжелой танковой бригадой проползли артиллерийские тракторы с пушками-гаубицами МЛ-20 на крюковая. А за артиллерией - грузовики с пехотой. В кузовах новеньких "студебеккеров" сидели тесно-тесно пехотинцы, равнодушные ко всему и мрачные, в новеньких стальных шлемах и с новыми автоматическими карабинами Симонова. В кузове последнего "студебекера" стоял скуластый сержант и пиликав на гармошке. Сквозь гул автомобильных моторов ее звук был не громче писка комара. Встретившись взглядом с Пахомовым, он вытаращил глаза и гармошка дурным голосом закричала: "Караул!", А сержант расхохотался.