Филипп Станиславский - Шёл четвёртый день войны

- Механик, вперед! - Пахомов вдавил сапог в спину Пашке Тельнова, крутил перископом сторонам.

"Бетешкы" бригады мчались сквозь строй расстрелянных с неба тридцатьчетверок к близкому ленты шоссе. И никто по ним пока не стрелял. Итак, ракетные установки потратили весь свой боезапас на танки двадцать девятой бригады, теперь только бы успеть прорваться в город, база перезарядки этих установок.

Теперь "бетешкы" мчались по минному полю. Вдоль шоссе на километр все сплошь заминирована, по крайней мере, так доложила разведка. И Пахомов о себе молил, чтобы под гусеницу его машины не случилась мина. И, кажется, накаркал! Башнер закричал, что горит машина с второго взвода, затем сержант сам увидел, как блеснул огонь из-под катков танка, который мчался направо. Черный земляной прах прыснул в синее небо, закрыл левый борт "бетешкы". Механик вовремя сработал рычагами и машина сержанта обошла подбитый танк. По броне протарабанилы комья земли и то пару раз глухо. Пахомов подумал, что это, возможно, так стучат вырванные взрывом мины траки. Он развернул перископ, посмотрел вправо-влево и ужаснулся: поле было заполнено горящими танками и стройная линия атакующих БТ значительно поредела. Вот и бетонка шоссе.

Танк вместе сбросил скорость и стал. Звякнул металл, стала дыбом круглая крышка люка, и из черного колодца башни, крутя по сторонам головой, вывинчиваются черные, как антрацит, танкисты. Сержант искал знакомые номера и не находил многих. К бетонной ленты шоссе подобрались из его взвода только два танка из пяти, а от роты осталось всего десять машин с семнадцати. Танки карабкались на бетон и разворачивались в направлении Козельца. Ротный уцелел в этой атаке, а вот командиру взвода, лейтенанту Медников, не повезло: его танк остался на поле. Так Пахомов на короткое время стал командовать остатками взвода. Экипажи БТ выскакивали из машин, без команды и понуканий приступали к работе. Но ротный все равно торопит и взводные также кричат вместе с ним:

- Быстро! НЕ задерживаться! Копаетесь, ёб вашу мать! .. Быстрей ... НЕ копаться! Быстрей!

Много ли нужно времени, чтобы выбить пальцы из траков, поставить стопорные кольца на ведущие катки и установить штурвал? Все понимали, что от их спешке сейчас зависит успешное завершение только осуществленной атаки. Спешили, пока перезаряжаемых ракетные установки противника. Бетонная лента шоссе прямая, как стрела и свернуть с этой стрелы вряд ли удастся: по обе стороны этой автострады закопаны враждебными минерами, разбросанные ракетными установками противотанковые мины. Когда колонну здесь остановят, гореть всем!

Вздымались вверх черные султаны взрывов: противник оправился после безумной танковой атаки и начал пристрелку своих батарей. Ревели дизели, танки выруливала, оставляя на сером бетоне длинные змеи блестящих гусениц, и мчались по этой шикарной шестирядный автостраде до первого города, приказано было захватить. Кто вместе с другими не успел перевести танк на колесный ход, то догонит батальон потом!

Механик выжимает педаль до полика и стрелка спидометра упирается в ограничитель, явно пытаясь его сломать. Скорость такая, что встречный ветер выжимает слезу. Пахомов с опаской смотрит на опорные катки - час такой езды и от бандажей останутся одни воспоминания. А! Черт с ними, с этими бандажами! Никто о них не вспомнит в любом случае: захватят город - победа все спишет, не примут - мертвые сраму не имут и прощения не требуют! И выбросил эти мысли прочь из головы, как ненужные.

Рев мотора заглушала все звуки. Десантники, которые притискувалися к броневой спины, ничего не слышали, кроме надсадного вой дизеля, даже выстрелов вражеских пушек, даже звонких ударов пуль и осколков по броне. Но командиры танковых батальонов, рот и взводов хорошо понимали, за пять, больше десять минут батареи противника перейдут от пристрелки к стрельбе на поражение. Бригада, выполняя приказ командования, рвалась к Кролевца и от самого переднего края и за ним, в глубине вражеской обороны оставляла за собой страшный кровавый след. Горели на бетоне шоссе стремительные "бетешкы", то группами, то поодиночке.

И все же, несмотря на потери, мчался по шоссе бронированный дракон, поблескивая стальной чешуей. Именно такое сравнение приходило в голову Пахомову, когда он оглядывался на длинную колонну бригады, в бешеном беге неслась прямой стрелой шестирядный автострады. Только бы не оправились от нашего прорыва проклятые хохлы, билась еще одна мысль, только бы успеть! Однако не видмолив сержант в бога войны себе и своему батальона успеха. Оглянувшись в очередной раз, увидел, как распускались грязными чернильными кляксами взрывы в синем пространстве неба. Вспыхивал снова смертельный фейерверк и протыкали огненные иглы тонкую верхнюю броню танковых корпусов. Пахомов заметил растерянный взгляд башнера, посмотрел на танк ротного, но капитан, хотя и видел разгром колонны, не остановил движение своего БТ, и сержант успокаивающе похлопал заряжающего по плечу: "На войне, как на войне!", Без потерь боев не бывает, но мы еще живы и повоюем! Небесный меч отсекал дракону хвост и туловище, но голова его осталась невредимой, еще могла куснуть врага до смерти своими зубами, и советские танки продолжали стремительный бег к своей цели.

Они промчались какой километр-полтора, когда тонкая огненная трасса пронеслась над башней танка и исчезла, растаяла сзади. Противотанковая пушка ударила во фланг советским танкам. Черт поставил ее здесь, на страже этого шоссе, но это была та случайность, которая ломает лучший план. Пушка била почти вплотную, пока танкисты пришли в себя, не один и не два танка вспыхнули дымно-красным пламенем.

Фланговый огонь - самый эффективный! Выстрел, стремительная, как черта, трасса над самой землей, и вспышка на броне и черный дым над башней; выстрел - трасса, выстрел - трасса ... Эта схватка исход боя за Кролевец, это благодаря ей улицам города не прогрохотали гусеницами советские танки ...

Танкисты открыли огонь, стреляли наугад, так всегда бывает от внезапности и растерянности, и Пахомов видел, что первые их снаряды взорвались зря среди кустов и кучек деревьев. Столбы земли взлетели вверх, они рухнули вниз, расползаясь серой пылью, словно туман. Подведены экипажи сообразили и выбросили из люков дымовые шашки. Пахомов видел, как загорелись машины комбата и ротного, вдавил сапог в левое плечо механику и тот выдернул БТ из-под обстрела слева, в дорожной кювет. И застрял ...

... Танк выдохся. Он стоял в трясине и вздрагивал, дрожал всем корпусом, словно загнанный, зажженный лошадь. Здоровенный, неуклюжий оливково-зеленый ящик с облупившейся краской будто кипел от бессилия и злости. Потому мягкая ласковая земля не выпускала его, легко расступалась и подвергалась любом его движению. Танк оседал на корму под катками, бешено вращались, а земля все глубже и глубже засасывала броневую махину. Сначала только к балансиров катков, затем к надкрилкив, и вот уже одна только башня с куцым стволом пушки виднеется над равниной. Неуклюжий железный ящик сколько мог противился трясине, но вот его силы закончились. Танк стал. Он угрожал врагу и застрявший. Его пушечный ствол разворачивался туда, откуда били вражеские пушки, но собственная смерть его уже дышала рядом.