Владимир Потёмкин - История димломатии, том 1

С этих пор методы дипломатии Наполеона, поставившей себе целью сокрушить Англию блокадой, необычайно упро­щаются: «Я все могу», —сказал Наполеон брату своему Люсьену после Тильзита. Владычествуя, прямо или косвенно, само­лично или через своих братьев, посаженных на престолы зави­симых стран, через маршалов и генералов, превратив в вас­салов и императора австрийского и короля прусского, Напо­леон уже не вел отныне переговоров ни с кем, кроме Александ­ра I. Остальным он приказывал и, если замечал неповиновение, то шел на непокорного войной. С царем же после первых не­скольких месяцев начались трения. Правда, Наполеон предо­ставил Александру свободу рук в деле отнятия у Швеции всей Финляндии до реки Торнео. Но приобретение Финляндии казалось малой компенсацией за тяжелые последствия, кото­рые переживали русские финансы и русская экспортная тор­говля от прекращения коммерческих связей с Англией. Дво­рянство и крупное русское купечество считали, что континен­тальная блокада губит Россию, и ненавидели союз с Францией. Особенно беспокоила Россию та постоянная угроза, которая была создана в 1807 г. образованием на самых ее границах так называемого герцогства Варшавского.

Конечно, занятие Константинополя и проливов или хотя бы прочное приобретение Молдавии и Валахии загладило бы тяжелое воспоминание о Тильзитском мире, нанесшем рану русскому национальному самолюбию. Но именно в отношении Турции Наполеон решительно уклонялся от выполнения своих тильзитских обещаний. Александр уже с 1806 г. вел войну с Турцией. В этой длительной русско-турецкой войне кое-какую помощь, тайно и окольными путями, турки получали именно из Парижа. Когда до Талейрана дошли жалобы русских дипломатов, что в Тильзите, при разговорах царя с Наполеоном о Турции, царь слышал от Наполеона совсем иные мотивы, то Талейран ответил, что, ведь, в дипломатии то же, что и в музыке: если мотив не положен на ноты, то никакой цены он не имеет. Другими словами, Александру дали понять, что Наполеон его одурачил, ограничившись обещаниями, не закре­пленными в договоре.

Весной 1808 г. Наполеон арестовал испанскую королевскую семью, коварно приглашенную им в город Байонну, и начал завоевание Испании. Португалию он занял еще раньше. Началась продолжительная народная война в Испании. В первые же месяцы стало ясно, что справиться с ней крайне трудно. Обнаружилось также, что Австрия хочет воспользоваться испанскими затруд­нениями Наполеона и собирается сделать попытку восстать против своего победителя.

Французский император лучше других понимал, что мо­мент выбран австрийским кабинетом очень удачно. Меттерних, австрийский посол в Париже, усиленно скрывал австрийские вооружения, но это ему плохо удавалось. Наполеон знал, что и в Пруссии с затаенным дыханием ждут выступления Австрии. Поэтому он грубо потребовал от короля прусского изгнания его министра Штейна, который убеждал Фридриха-Виль­гельма III также выступить против Наполеона, если под­нимется Австрия.

Но не Пруссии боялся Наполеон. Он был неспокоен насчет России. Что Россия не выступит на помощь Австрии, он не сомневался. Но ему хотелось другого: возможности пригрозить Австрии, что ей придется иметь дело одновременно с нападением с двух сторон — со стороны Франции и со стороны России.

Летом 1808 г. Наполеон пригласил Александра на личное свидание. Царь, зная, зачем его зовут, не очень торопился. Свидание состоялось 27 сентября 1808 г. в городе Эрфурте и продолжалось около двух недель. Наполеон перед отъездом в Эрфурт сделал один роковой для себя шаг, последствия которого, однако, сказались не скоро. С собой в Эрфурт он довольно неожиданно пригласил князя Талейрана, который после Тильзита уже числился официально в отставке. Между тем Талейран пришел с некото­рых пор к заключению, что континентальная блокада неми­нуемо поведет к войне с Россией и к конечному восстанию всей Европы. В Эрфурте Талейран впервые изменил Наполеону, вступив в тайные сношения с Александром. «Вы должны спасти Европу», — повторял он Александру во время секретных бе­сед. Следуя советам Талейрана, Александр не подписал договора, который гарантировал бы участие России на стороне Наполеона в предстоящей войне Франции с Австрией. Внешние демонстрации горячей дружбы, будто бы существующей между обоими императорами, не обманули Наполеона: мрачным уехал он из Эрфурта после пышных торжеств, парадов, пуб­личных объятий и поцелуев с русским царем. Лишь спустя несколько месяцев (в конце января 1809 г.) он стал подозре­вать Талейрана в изменнических действиях и совсем отстранил его от своей особы, хотя и не покарал: не было никаких улик.

Война Наполеона с Австрией в 1809 г. опять дала Наполеону полную победу. Австрия, вновь жестоко урезанная в своей территории по миру в Шенбрунне 14 октября 1809 г., должна была надолго смириться.

Александр вовсе не участвовал в войне, если не считать русского «наблюдательного корпуса», выставленного на австрийской границе. В отместку за это Наполеон отдал оторванную от Австрии Галицию (Западную Украину) не Рос­сии, как он предполагал перед войной 1809 г., а герцогству Варшавскому. Тем самым он обнаружил свою затаенную мечту — со временем восстановить Польшу. Тем не менее Наполеон предложил Александру отобрать себе из австрийских владений Тарнополь и Тарнопольскую область. Впоследствии, сначала 15 августа 1811 г., в разговоре с князем Куракиным, русским послом в Париже, а потом, в июне 1812 г., в разговоре с генералом Балашовым в Вильно Наполеон открыто пояснил смысл двух подарков, которые он сделал Александру, отдав ему в 1807 г. Белосток, отобранный у Пруссии, а в 1809 г. — Тарнополь, отнятый у Австрии. Наполеон хотел этим надолго поссорить с Россией и Пруссию и Австрию.

Отношения с Россией были еще более испорчены в конце 1809 г. и в начале 1810 г. неудачным сватовством Наполеона к сестре Александра, Анне Павловне. Ввиду неудачи этого дела Наполеон предложил руку дочери австрийского императора, эрц­герцогине Марии-Луизе и немедленно с ней обвенчался. Дипло­матическое значение этого брака оказалось очень серьезным.

Уже с лета 1810 г. началась пока еще медленная, но постепен­но все ускорявшаяся подготовка обеих империй к войне. Французский посол в Петербурге Коленкур, русский канцлер граф Румянцев, как и некоторые другие дипломаты Франции и Рос­сии, старались поддержать франко-русский союз. Однако усилия их оказались тщетными. В России и аристократия, и среднее дворянство, и купечество страдали от континентальной блокады. Дворянство беспокоилось также и за целость крепостного права. Оно опасалось, что дружба с французским императором пошатнет крепостнические отношения в России, как это после Тильзита случилось в Пруссии и в значительной части Герма­нии. Со стороны Наполеона, который после брака с Марией-Луизой считал себя в тесном союзе с Австрией, тоже все яснее сказывалось раздражение по поводу некорректного, по его мнению, отношения России к правилам континентальной бло­кады. Когда в декабре 1810 г. Александр подписал законополо­жение о новом тарифе для ввоза иностранных товаров, то Напо­леон увидел в этом акте уже прямой вызов, ибо тариф сильно повышал ставки на предметы роскоши и на вина, т. е. на товары, шедшие из Франции.