Петр Заспа - Торпедой - пли!

— Миша, — шепотом позвал Михаил Иванович и показал глазами на гранату.

Несмотря на рев двигателей, начпрод его услышал и понял. В глазах его промелькнул испуг, который тут же сменился обреченной решимостью.

— Давайте, Михаил Иванович, — ответил он одними губами. — Вы знаете, что делаете…

Продвинувшись по лавке, будто от перегрузки, профессор навалился на трясущегося Рембо, затем, закрыв телом его руку, нащупал кольцо на шнурке, легонько его дернул, но оно не поддалось. Дернул сильнее. Граната потянула пояс, но чека осталась на месте. Увидев, что немец застыл будто мумия, и не обращает на его манипуляции никакого внимания. Михаил Иванович уперся одной рукой ему в колено, второй изо всей силы дернул за кольцо. Шнурок повис у него между пальцев, а из рукоятки появился легкий сизый дымок.

Все! Выбор сделан! Михаил Иванович сглотнул подступивший к горлу ком и взглянул на побледневшего Мишу. Кроме него никто его действий не заметил.

Одна секунда…

Михаил Иванович посмотрел на кольцо в руке и сжал его в кулаке. В ожидании неминуемого сердце сжалось и напрочь отказывалось сделать хотя бы еще один удар. С ужасом профессор понял, что он совсем не герой — он сделал решительный шаг, но ему не хватает мужества красиво сделать второй. Душу охватил леденящий страх. И справиться с ним не было никаких сил.

Две секунды…

— Простите меня, Миша! — справившись с онемевшим горлом, выкрикнул Михаил Иванович.

— А вы так и не успели выдать внучку замуж! — ответил, стараясь унять дрожь в губах, начпрод. — Прощайте, вы все правильно сделали!

Три секунды отмерили в голове целую жизнь. Миша внезапно вспомнил дочь и с горечью понял, что ему тоже не выпить с зятем на кухне горькие сто грамм, закрывшись от строгих жен. Страх сменился тоской по не прожитой до конца жизни.

Офицер лениво открыл глаза и выкрикнул:

— Den Mund halten!

— Ах, заткнуться? — Страх сменился отчаянной злостью. — А это ты видел?!

Четыре секунды…

Правая рука Миши, сжатая в кулак, поднялась в направлении вытянувшейся офицерской физиономии, а левая ладонью переломила ее в локте.

— Не видел? Так посмотри!

Он с ненавистью вытянул указательный палец и направил его на профессора. Взгляд Курта Гайслера протянулся к струйке дыма, тянувшейся из ручки гранаты, и тогда он ощутил, что такое настоящий ужас.

В салоне расцвел гигантский огненный шар.

Миша падал и видел над собой разваливающиеся обломки самолета. Он был еще жив, и будто увидел себя со стороны, и понял, что падать в пропасть — это не страшно, а разорванные легкие — совсем не больно, потому что он уже не дышит, а у бесконечности — вкус крови!

Артем перебросил с плеча на плечо натершую руки сумку. То и дело оглядываясь, он постепенно замедлял шаг.

— Где же этот Вилли?

Вконец измученный, Артем остановился и прислушался. У него возникла идея нести тяжелую сумку по очереди с адъютантом.

— Ты же слышал выстрелы, — сухо ответила Габи.

— Ну и что? У вас, я смотрю, пострелять — это как поздороваться.

— Они убили его.

— С чего ты взяла? — до Артема с трудом доходил смысл слов, сказанных Габи. — Там же ваши немцы! Они что? Могут вот так вот запросто взять и убить своего?

— Идем, — Габи пошла вперед вдоль виноградных рядов.

— Погоди, погоди! Ты не шутишь? Его и вправду больше нет?

Габи промолчала, и доктор понял, что ей не до шуток. Ошеломленный, он плелся сзади, раздумывая над услышанным.

— Как это вы еще не перестреляли друг друга? Мне его искренне жаль. Он мне только-только начал нравиться.

— Он был лучшим, — дрогнувшим голосом ответила Габи.

Артем почувствовал, что еще немного, и она опять сорвется на плач.

— Он служил с твоим отцом?

— Да. А еще он ухаживал за мной.

— А… Ну тогда понятно.

Габи остановилась и, посмотрев на него, выкрикнула:

— Что тебе понятно?! Вилли был единственный, кто не жалел меня после того, как я заболела. Он не поставил на мне крест, как, вздыхая, это сделали остальные! Он относился ко мне, как к здоровой. Он врал, что я хорошею день ото дня. И я верила ему, а не зеркалу. Я видела, что действительно нравлюсь ему, а он боялся, что остальные подумают, будто он это делает из-за карьеры. Тебе понятно… Много ты понимаешь! Если бы не твой дурацкий фонарь, нас бы не заметили!

— Э, нет! Тогда уж, если бы не твоя истерика, то и я бы не моргнул вспышкой!

Габи отвернулась и пошла прочь.

— Подожди! — Артем взвалил на плечо сумку и поспешил следом. — Я не могу так быстро. Сумка цепляется за кусты.

— Пошел ты со своей сумкой! — огрызнулась Габи.

Артем ускорил шаг, стараясь не отставать. Он в очередной раз удивился нестандартности женской психики. Ему никак не удавалось найти подход к Габи. Попытавшись порыться в памяти и отыскать среди своих подруг похожую на Габи, Артем с удивлением отметил, что таких нет. Те как-то были попроще. «Это все от болезни, — подсказал проснувшийся в душе доктор. — А так — обычная папочкина дочка. Ничего особенного. Хотя не откажешь, симпатичная».

Виноградные ряды закончились, и под ногами заскрипели камни. Тропа повела вверх, вдоль обрывистого склона. Где-то рядом шумело море. Габи уверенно шла вперед, будто сзади и не было Артема с тяжелым баулом. А его это уже начинало раздражать, и он лихорадочно обдумывал, как бы осадить заносчивую немку. Вдруг впереди он увидел поднимающиеся им навстречу три темных силуэта.

— Габи, — еле слышно прошептал Артем ей в спину.

Теперь заметила их и она. Камни осыпались под ногами незнакомцев, и кто-то из них сдавленно выругался. Габи схватила Артема за руку и, стараясь не шуметь, потащила в сторону от тропы, в темнеющие рядом кусты. Как назло, сухие ветки под ногами доктора трещали, будто выстрелы, и не удивительно, что их услышали. Незнакомцы замерли, затем, тихо переговариваясь, пошли им навстречу. Звонко лязгнул затвор, и Артем почувствовал, как по его спине поползли мурашки. После гибели Вилли к таким звукам он теперь относился со страхом. Силуэты приближались, и Артем рассмотрел впереди офицера в фуражке и круглые бескозырки матросов. Но у Габи, наверное, зрение было еще лучше. Она наклонилась к уху Артема и прошептала:

— Замри, я его знаю.

И, поднявшись во весь рост, вышла навстречу патрулю. Доктор сжался, боясь даже вздохнуть, чтобы не выдать себя.

«Куда полезла, дура, — подумал он, стараясь слиться с кустом. — Может, не заметили бы». Но Габи уверенно вышла на тропу и, остановившись, громко произнесла:

— Здравствуй, Филипп!

Офицер остановился. Присмотревшись, он удивленно спросил:

— Фрейлейн Габи, это вы? Что вы здесь делаете?

— Филипп, ты же знаешь, что сейчас творится в гарнизоне. Кругом гестапо. Я убежала и спряталась здесь.