Валерий Елманов - Правдивый ложью

– Согласятся ли? – вздохнул царевич. – Чай, в Москве службишка куда слаще.

– Они ж верные, потому не сомневайся, – успокоил я его и порадовался собственной предусмотрительности. – К тому же я чуть пораньше уже поговорил с ними. Командный состав весь с тобой остается. Из рядовых, скрывать не стану, нашлись пожелавшие тут остаться, но немного, всего-то полтора десятка.

– Всего?! – изумленно воскликнул Федор, и на его глаза вновь набежали слезы.

Все-таки не всегда удается царевичу справляться со своими чувствами.

– Всего, – еще раз подтвердил я. – Заодно учиним и сборы своего имущества, а так как они дело долгое, мы государю вначале грамотку вопросную отпишем.

– Какую? – не понял Федор. – А разве такие бывают?

– Ну ответ, – пояснил я. – А в ней спросим кое-что, да заодно и просьб всяких накидаем.

Федор поморщился. Просить хоть что-то у Дмитрия для него было нож острый. Всякий раз приходилось по полчаса, а то и по часу убеждать, что надо, никуда от этого не деться, приводить кучу аргументов и доказательств в подтверждение важности.

Словом, сплошная морока.

Кажется, сегодняшний день не станет исключением.

– Надо ли? – С этого вопроса он всегда начинал. – Может, без просьбишек обойдемся? А вопрошать и вовсе не о чем, все яснее ясного.

– Э нет, – загадочно улыбнулся я. – Такой удобный случай упускать никак нельзя. Чтобы мы своих ратников из Москвы убрали, он сейчас на любые наши просьбы согласится, тем более на столь пустячные. Есть тут у меня одна задумка…

Ответное письмо, составленное в самых почтительных тонах, мы с Федором написали в этот же день.

Пришлось повозиться, но не с текстом, который был для меня ясен еще до его написания, а с престолоблюстителем. Уж очень не хотел мой ученик крохоборствовать и спрашивать Дмитрия о разного рода мелочах. Дескать, низко это как-то – вопрошать дозволения на то, чтобы взять, к примеру, с собой одежу из царских запасов, и тут же следовал подробный ее перечень.

Нет, не каждой в отдельности – такое и впрямь перебор, – но наименований. Телогреи, летники, сарафаны, кафтаны, шубы, ферязи, зипуны и прочее.

Тут меня изрядно выручил Иван Иванович Чемоданов, которого моя Марья Петровна ухитрилась поставить на ноги. Его-то, как дядьку царевича и вообще достойного мужика, на деле доказавшего свою верность царевичу, я и привлек к составлению грамотки.

Дело в том, что я не знал и половины названий, которые требовалось накидать в тексте, а Федор филонил, всячески уклоняясь, так что Чемоданов пришелся весьма кстати.

Тем более что он оказался чертовски хозяйственным и домовитым, с самого начала решительно встав на мою сторону:

– И правильно княж Мак… ах чтоб тебя, Федор Константиныч сказывает, – то и дело приговаривал он, постоянно путаясь с моей излишне мудреной, по его мнению, фамилией и предпочитая величать по имени-отчеству. – Неча ироду оставляти. У его заморских нарядов, поди, полным-полнехонько, а нам в Костроме все сгодится.

Затем мы с Чемодановым перечислили постельные принадлежности, и тоже детально, далее перешли к коням, а заодно и к упряжи…

Словом, не забыли ничего, включая… женские украшения, а в самом конце длинного текста я не преминул упомянуть и кухонную утварь.

Когда черед дошел до нее, Федор озадаченно уставился на меня и осторожно намекнул:

– Нешто о том мыслить надобно, княже?

И даже Иван Иванович впервые усомнился, деликатно возразив мне:

– С чугунками и сковородами оно и впрямь как-то не того выходит. Таковского добра и в Костроме сколь хошь.

– Э нет. Такого в Костроме мы не отыщем, – не согласился я.

– Ты прямо яко батюшка мой по весне. – Это вновь Федор. – Он тоже подклети самолично проверял, заперты али нет.

– Ну и правильно, – рассудительно заметил я. – Видишь, одобрил бы меня Борис Федорович, коли жив был бы. – И продолжил, еле сдерживая смех: – Нынче нам экономить надо. К чему лишние расходы, если можно все прихватить с собой. К тому же кухонная утварь, она разная. Лишь бы государь дозволил ее взять…

– В том не сумлевайся, – мрачно заверил Федор и уныло протянул: – Представляю, яко он насмехаться учнет при чтении грамотки.

– Хорошо смеется тот, кто смеется последним, – последовал мой поучительный ответ. – И поверь, Федор Борисович, что этими последними окажемся мы с тобой.

– Разве что над собой смеяться учнем, когда повезем, – внес он поправку.

– Можа, утварь и впрямь выкинем из грамотки, ась? – нерешительно осведомился Чемоданов, не зная, на чью сторону ему становиться.

– Да вы что?! – возмутился я. – Ради нее и все прочее писалось, а ее, как самое главное, я специально оставил в конце, чтоб глаз у государя притомился, да он, не заметив подвоха, одним росчерком разрешил взять все что угодно.

– Ежели с подвохом, тогда иное, – согласился Чемоданов, принявшись успокаивать царевича: – Ты, Федор Борисыч, князю верь. Он хошь и иноземец, но худого не присоветует, и коль сказывает, что нужна нам утварь, – пущай. Чую я, что и впрямь им задумано нечто.

Однако Годунов остался безутешен.

– Горшки да сковороды повезем всей Москве на смех, – презрительно фыркнул он. – Блюда с ендовами да братинами…

– Нет, все мы с собой не заберем, да и чугунки со сковородами оставим, – поправил я его, – а вот блюда с ендовами точно прихватим. Тоже не все, конечно, но возьмем немало, и чем больше, тем лучше. А Москва, глядючи на нас, не смеяться будет – завидовать. Что до государя, то он в скором времени о своем разрешении обязательно пожалеет.

И я, не удержавшись, прыснул со смеху, представляя возмущенного Дмитрия, когда он, как герой одной из гайдаевских кинокомедий [76], возмущенно вопит: «Вы зачем мою кухонную посуду забрали?! Из чего я теперь кушать стану?!»

Федор и Чемоданов озадаченно смотрели на меня. Отсмеявшись, я сжалился над ними и пояснил:

– Мы ведь не указываем, где хранится эта утварь, верно?

Оба молча кивнули.

– Значит, взять ее можно отовсюду, где бы она ни была, включая… Казенный двор, а потому…

Спустя минуту смеялись уже все трое, а Чемоданов даже прослезился от умиления и бросился целовать мне руку, заявив, что мудрее человека всю Русь обойди – не сыщешь.

Руку я не дал, насчет мудрее тоже усомнился, но все равно было приятно. Да и слова Федора тоже:

– В сравнении с тобой, княже, змий, что Еву соблазнил, простота голимая.

– Червячок навозный, – охотно подтвердил я. – Такому орлу, как я, склевать его – делать нечего.

Мой прогноз оправдался на сто процентов – ответил Дмитрий недвусмысленно и лаконично. Если совсем кратко, то суть его: «Хоть все вывозите».

Как я и ожидал.