Александр Маркьянов - Период распада часть 4 (СИ)

— Это не твоего ума дело сын осла, кому надо — тот увидит. А вот если они будут лежать вот так — то все увидят, что они просто кем-то положены. Ты газету где бросил?

— Вот там. Но мюдюрь Гуссейн, а как же патроны?

— А кто узнает, что они азербайджанские, у нас одинаковое оружие!? Никто ничего не узнает, если такой тупой осел как ты не откроет свою пасть! А если откроет — то клянусь Аллахом, я вскипячу на костре казан с маслом и вылью его в болтливые рты, чтобы они больше никогда не могли открыться! Иди к машине идиот, и покажи заодним, где ты бросил газету! О, Аллах…

Шаги начали удаляться…

Возня у расстрелянной колонны продолжалась еще недолго, потом одновременно взревели моторы КамАЗа и УАЗа. Бандиты взяли все что могли и уезжали с добычей.

И тут Гагик вспомнил. Вспомнил все. Осознание было столь ярким, что он схватился за автомат, готовый умереть, но убить, остановить этого… — но было уже поздно.

— Эй, армян!

Это был Али. Али Мухаджиев. Тот самый Али — Муха из Сумгаита, ублюдок, который ударил заточкой в спину трудовика Пал Палыча и чуть не зарезал его! Это был Али… из Сумгаита… в котором тогда…

Встав из-за укрытия в полный рост, ничего и никого не боясь, шатаясь как пьяный, Гагик Бабаян подошел к расстрелянной колонне, к выложенным в ряд убитым и ограбленным людям, к УАЗу, в котором была открыта дверца, и на землю капля за каплей, весомыми, безмерно весомыми каплями капала багровая человеческая кровь.

Гагик Бабаян стоял так, какое то время. Стоял и смотрел. Потом бросился бежать к лесу. Тоже — как тогда…

Во всем конечно обвинили армян.

Вернувшись — моджахеды так и не поняли, что произошло, считалось, что он погиб во время очередного боя — Алим получил Орден Звезды первой степени, который остался лежать в сейфе ХАД, и смертный приговор от исламской шуры Афганистана, вынесенный полгода спустя. В Афганистане трудно было что-то утаить.

Шурави уходили. Разворачивался процесс примирения, который Алим и многие другие его сослуживцы не понимали и не принимали. Они знали, что есть много солдат, которые избегают стрелять по моджахедам, специально целятся мимо, потому что они соотечественники и единоверцы — и осуждали их. Какие же это соотечественники? Они ушли на ту сторону границы — их дело, вольному — воля. Но зачем они обратно идут сюда? Если им не нравится жить в Афганистане — пусть живут там и дадут афганцам, живущим в стране жить так, как они хотят. Почему они говорят, что хотят свободы — но на самом деле посягают на свободу других людей?

И как можно считать соотечественниками и единоверцами тех, у кого на руках кровь твоих товарищей?

И Алим, и многие из его товарищей и даже некоторые шурави, с которыми Алим поддерживал связь, считали, что никакого примирения быть не может. И надо, даже если шурави уйдут — стоять насмерть, защищая свою страну и свой народ. Алим был уверен, что они выстоят.

Надо сказать, что Алима в отличие от многих его товарищей не поразила болезнь размежевания, коснувшаяся многих в партии. Он был всего лишь нищим пацаном из придорожного кишлака, которого новая власть вылечила, выучила и научила воевать. За это он был ей благодарен, точно так же как он был благодарен спасшим его жизнь шурави. Он не понимал сути дискуссий, которые бывало, что вели и его товарищи в казармах, он не понимал разницы между Парчам и Хальк и вообще мало кто понимал [63] И автор тоже не понимает. Трагедия Афганистана социалистического периода заключалась в том что там, как и на всем Востоке людей объединяет не преданность какой-то идее или партии. Людей всегда объединяет преданность конкретному человеку. Пока ты этого не понимаешь, ты не поймешь Восток. Если ты хочешь сделать что-то на Востоке — ищи человека, который тебе это сделает, не пытайся рассказывать сказки про демократию или развитой социализм. Этого не поймут. . Зато он воевал и воевал честно — в операции Магистраль, ставшей лебединой песней боевого содружества афганцев и шурави — они не только провели в заблокированный душманами город все, что хотели провезти — но и едва не разгромили всю группировку моджахедов в этом районе. Не случилось этого только благодаря политике национального примирения и предательству Кабула [64] Во время операции Магистраль советским и афганским войскам удалось не только зачистить дорогу на Хост — но и заблокировать крупную группировку душманов (более двух тысяч человек) в базовом районе Срана, отрезав банду от границы. В банде были несколько крупных бандглаварей — душманы планировали захватить Хост еще до вывода ОКСВ, посадить там исламское правительство и получить статус стороны на переговорах по выводу войск .

Но Алим ничего этого не видел. С тяжелым ранением он был доставлен в госпиталь. Во время операции в базовом районе моджахедов Срана он грудью закрыл командира своего полка от пули и сам был тяжело ранен. За это ему не только вручили еще один орден Звезды — командир полка перед строем обнял его и назвал своим братом.

Только потому он и узнал о жутком плане, зародившемся в самой верхушке армии. Плане, как сохранить жизнь, сдав страну врагу.

План этот родился в самой верхушке афганской армии, впервые за долгие годы оставшейся без присмотра и контроля "старшего брата". В халькистской [65] Наверное, кто-то обвинит автора в симпатиях к халькистам и к аминистам. Это и в самом деле так. Автор глубоко убежден, что только Хафизулла Амин, умный и жестокий правитель, несмотря на всю его жестокость, мог реально удержать Афганистан под контролем без ввода советских войск. Он был очень похож на Саддама Хуссейна — и этим все сказано. И автор убежден, что кровавое рождество семьдесят девятого и стало тем детонатором, что в конечном итоге взорвал Советский союз. верхушке армии — в восемьдесят седьмом — восемьдесят девятых годах из тюрьмы Пули-Чархи выпустили немало халькистов, сторонников Амина, оказавшихся там после смерти своего вождя в кровавое рождество семьдесят девятого. Часть просто отсидели свои сроки, часть выпустили в рамках программы национального примирения. При этом, президент страны Наджибулла, ярый парчамист политику национального примирения проводил половинчатую — халькистов выпустили из тюрем но не допустили к реальной политике, отстранили от нее и кармалистов. Это была опасная практика: то время, когда все прогрессивные силы в стране должны были забыть прежние разногласия перед лицом общей угрозы — страна все более раскалывалась [66] Некий Владимир Кучеренко, пишущий под псевдо "Максим Калашников" утверждает, что Афганистан мог бы держаться и поныне, если бы режим Ельцина в 92-м не остановил поставки боеприпасов и топлива. Автору даже не смешно это слушать — грустно. Приход Масуда с Раббани, а потом и талибов стал итогом раскола и полной самодискредитации НДПА, ее клинической неспособности объединиться даже перед лицом смертельной опасности. Никакие поставки не смогли бы спасти режим пауков в банке . Виноваты в этом были все — и те, кто сейчас вел огонь из пулеметов по зданию министерства обороны, и те, кто его защищал.