Александр Маркьянов - Период распада часть 4 (СИ)

Тот, кто думает, что это не касается России — сильно ошибается. Касается и еще как. Средняя Азия превратилась в потенциальный Афганистан вся целиком, за исключением разве что Казахстана. Картина везде одна и та же — нищая, аграрная страна, огромное количество детей, которые в ближайшее время войдут в трудоспособный возраст, а работы нет, нет никакой национальной промышленности, зато есть власть, ничего не делающая, только паразитирующая. Вдобавок — кое-как прочерченные границы, отсутствие воды, развитая структура наркомафии, опыт гражданской войны в Таджикистане, где вырезали людей целыми селениями, активность проповедников, пропагандирующих агрессивный ислам. Это — классическая картина пороховой бочки, failed state. Если еще и американцы уйдут их Афганистана — то рванет почти с гарантией, захватив Афганистан, талибы попытаются пробить границу и выйти в Среднюю Азию. За всем этим стоит Пакистан, это его интересы — и на выходе мы получим крайне агрессивное мегагосударство, за которым стоит миллиардный Китай, с населением большим чем в России и ядерным оружием. Граница с Казахстаном у нас почти никак не прикрыта, несколько дней пути — и ваххабитская орда прорвется в Татарстан и Башкортостан. Нормально?

Автор не является поклонником коммунизма, более того он является антикоммунистом. Но тут он вынужден признать — что, наверное, какой-то вариант коммунизма был бы для этого региона выходом из тупика. Или это — или исламский фашизм

Быстро собрали на стол — собирать было особо нечего, полковник Саид Джан все привез, мясо, лепешки, зелень. На столе была русская водка — в отличие от кишмишовки, русской водкой в бутылке с бело-красной или бело-зеленой этикеткой нельзя было отравиться, только надо было посмотреть на крышку, не вскрывали ли. Было несколько человек, из них уровня Алима, младших офицеров было только двое, один без ноги по половину голени — наступил на мину. Алим не понял тогда, что это смотрины.

Разлили по первой, как это обычно делали шурави, потом вцепились зубами в остывшее мясо. Мясо было с застывшим жиром, но эти люди ели и что похуже. Ели так: лепешка, на нее мясо, зелень, все это обмакивается в подливу. Водка или чай — по желанию.

В какой-то момент разговор зашел о политике, постепенно обостряясь. Один из офицеров взял сторону Наджибуллы, доктора Наджиба, как он называл себя последнее время, второй — начал говорить о Танае, о злоупотреблениях ХАД, об аресте крупной группы офицеров и пытках. Сразу вспомнили Алим Джана, начальника управления связи Минобороны Афганистана, которого запытали чуть ли не до смерти. Сразу же начался обычный для таких случаев спор — одна сторона настаивала, что все это — и аресты и пытки, потому что парчамисты расправляются с халькистами, другая все же утверждала, что все эти генералы — заговорщики и изменники. Сторонников второй версии оказалось меньше чем первой — в армии традиционно были сильны халькисты, потому что еще Хафизулла Амин занимался партийной работой в армии. А делать это он, надо признать умел, у Амина получалось все, за что он брался. Ха и сам Шах Наваз Танай был халькистом и старался окружить себя преданными офицерами. Так, разговор застольный постепенно перешел в разговор антиправительственный.

Алиму это не нравилось, более того он считал это подлостью. Человек, играющий в разведке, ходивший на ту сторону и больше года действовавший под прикрытием, под легендой, в каком то смысле он был очень чистым и наивным человеком. Для него было неизмеримой дикостью, что партийные руководители, Политбюро ЦК НДПА вместо того, чтобы защищать революцию — грызутся как дикие звери. Об этом все знали, на Востоке все всё знают, да и руководители — Наджибулла, Лаек, Нур — сколачивая вокруг себя сторонников не стеснялись в приемах и выражениях, на радость тем, кто наблюдал за этим с той стороны границы. Наступление на Джелалабад обернулось провалом, взятие Хоста ничего не дало, с позором сняли с должности руководителя ИСИ генерала Хамида Гуля, только заступившего на нее — но партийцы, руководители, амиры — сами делали все, чтобы ослабить страну и отдать ее в руки врагам. Врагам — Алим в этом не сомневался, для него они были не соотечественниками — были врагами.

В какой-то момент, Алим, чуть захмелевший — встал и вышел на балкон, теперь уже его квартиры. Солнце садилось в горы, освещая афганскую столицу кроваво-красным светом… Алим впервые видел столицу его родины с четвертого этажа, да и еще с высокого места. Он видел, как та изменилась — на месте бараков и лачуг выросли новые дома, остались кварталы вилл… но все равно, зло ли принесли его стране и его народу шурави? Почему другие этого не видят… что принесут этому городу те, кто хотят сюда вступить под черным флагом? Неужели никто не видит того простого факта, что они не могут предложить исстрадавшемуся афганскому народу ничего кроме шариата — но разве шариат накормит? Русские возвели вместо пекарен целый комбинат по выпечке хлеба, возвели домостроительный комбинат…

На балкон еще кто-то вышел…

Саид Джан. Он сплюнул прямо на улицу, потом достал пачку сигарет.

— Будешь?

— Нет…

— А я закурю.

Полковник прикурил от зажигалки, сделанной умельцами из гильзы, выпустил в невесомый вечерний кабульский воздух клуб дыма

— Скоро начнут обстреливать.

Алим не ответил

— Как думаешь, кто виноват в том, что происходит? — спросил полковник

— Мы и виноваты, рафик Саид.

— Мы… о нет, бача, если виноваты мы — не виноват никто. Это удобная формулировка, чтобы уйти от ответственности.

Алим снова смолчал — ему был неприятен этот разговор.

— Армия должна взять власть — твердо сказал Саид Джан

Алим вздрогнул, повернулся к нему.

— Что вы имеете в виду, рафик дагероль?

— То и имею. Город обстреливают, перед нами — враг. Слишком много стало предателей, наши партийные деятели, вместо того, чтобы вести нас — грызутся как пауки в банке. Они боятся армию, тех, кто может всех спасти. Надо наводить порядок.

Полковник помолчал, словно подбирая слова

— Как ты думаешь, когда все пошло не так?

— Не знаю, рафик дагероль, я молод.

— Я вижу. А вот я… уже стал, хоть и молод годами. Видишь?

Полковник закатал рукав гимнастерки, показал молодому парню, который его спас, чудовищный шрам на локте.

— Как ты думаешь, где я его получил?

— В бою, где же еще.

— Верно, в бою. Но не с теми, с кем ты думаешь. Я получил его в бою с шурави, в декабре семьдесят девятого. Меня тогда прислали от полка в Кабул, и я удостоился чести быть принятым самим учителем, рафиком Амином. Ты помнишь про этого человека, Алим?

Алим помнил — на курсах по ликвидации безграмотности говорили о нем. Говорили как о кровавом диктаторе, залившем Кабул кровью, допустившем чудовищные злоупотребления, казнившим немало верных партийцев.