August Flieger - Чужой 1917 год
- Название:Чужой 1917 год
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
August Flieger - Чужой 1917 год краткое содержание
Наш современник переносится в май 1917 года в тело юного прапорщика. Идет Мировая война. Однако с первых дней пребывания, герою становится понятно, что это не наше прошлое, а параллельный мир.
Чужой 1917 год - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Вот что, Кузьменко! — Литус встал из-за стола, поправляя замявшийся китель. — Мы с прапорщиком идем в Собрание. Вернемся после обеда. Ты — на хозяйстве.
— Слушаюсь, вашбродь!
Перед тем как идти в офицерское собрание, мы с Генрихом посетили лазарет, где готовился к отъезду наш полковой квартирмистр.
Передав письмо и пожелав удачной дороги и скорейшего выздоровления, мы покинули обитель Асклепия, по дороге засвидетельствовав свое почтение доктору Нижегородскому. Полковой врач встретил нас, как обычно, приветливо и посоветовал следить за своим здоровьем, особенно в бою.
Прибыв в собрание незадолго до обеда, мы с Литусом стали свидетелями интереснейшего спора, должно быть, характерного для людей этой эпохи с их восприятием Первой Мировой войны.
В полемическом клинче сошлись бывший студент Казанского Университета — подпоручик Пацевич из второго батальона — и командир нашей артиллерийской батареи капитан Петров-Тарусский — бывший преподаватель философии в Университете Московском.
— Войну развязали генералы, — с юношеской горячностью утверждал первый. — Генералы, ради наград и почестей, недоступных в мирное время, ищут любой повод к возвышению. Для них война — это игра в солдатики с гарантированным выигрышем. Старые прусские мясники в 'пикельхаубе' заварили эту кашу только лишь для подтверждения своих безумных теорий. И первейший из них — это Император Вильгельм II, как выражение всей германской сути!
— Не могу с вами согласиться, подпоручик, — после недолгого молчания откликнулся Петров-Тарусский. — Нет, Вильгельм воюет по воле народа. А немецкий народ воюет во имя великого государства и во славу Вильгельма. В сознании всей нации ответственность за войну падает на противника, как на препятствие соблюдения интересов народа. Значит, войска калечатся и умирают потому, что этого требует от них народ, как нация.
— Так что же? По-вашему, Сергей Викторович, нация в самоутверждающем безумии жаждет самоуничтожения?
— Любая нация, осознавая себя как мирный народ, отрицает войну и жаждет мира. Все эти противоречия восстают на мир сплошным безумием, а умные люди услужливо оправдывают войну, во-первых, потому, что ум по своей природе услужлив, а во-вторых, потому, что ум не переносит безумия. Безумие же спокойно царствует в мире, прикидываясь высшею мудростью и Божьим Судом. Остается верить, что 'Бог судил иначе…'
— Но тогда получается, что нам нужно оставить войну как дело богопротивное и уповать на высшие силы? С одной стороны — если бы все так поступили, то и войны бы не было… А с другой? На бога надейся, да сам не плошай? Не оплошать бы!
— Странные речи, Алексей Янович! Только что вы заявляли войну ненужной для общества в целом, а только лишь как поживу генералам. Теперь же, я слышу из ваших уст призывы к продолжению кровопролития.
— Нет, призыв к продолжению кровопролития — это, ссылаясь на общее безумие, участвовать в никому не нужной бойне. И это говорит доцент историко-философского факультета? Рационализм побеждает совесть?
— Увы! Если потребует ситуация, то буду стрелять из своих пушек безо всяких угрызений совести. Причина этого противоречия в том, что мной будет руководить мой поверхностный интеллигентский рационализм, несмотря на то, что в душе я войну не приемлю. С другой стороны, как и все мы, личной ответственности за все происходящее я не несу и сущности кровопролития душою не постигаю.
— Я уже сказал и снова повторяю, что прекрасно вижу нерастворимый в абсолют остаток глубоко чуждой нам немецкой действительности во всем, что стало причиной к величайшей из войн.
— Вы оба правы, каждый со своей точки зрения! И оба не правы — одновременно! — неожиданно вступил в разговор внимательно прислушивавшийся к спору штабс-капитан Ильин. — Причина в восхождении к зениту своей материальной силы и славы молодой промышленной неметчине Берлина, Франкфурта и Эссена. Суть — промышленный империализм, глубоко чуждый идее богопомазанности монарха и благополучия народа. Идет подмена идей — вместо упомянутых вами величия и славы — отвратительный сытый 'маммонизм' и бытовой позитивизм — тупой, приземистый, надменный и самонадеянный.
— Откуда столь глубокие выводы, Дмитрий Владимирович? — удивился Петров-Тарусский.
— В этом я не раз убеждался, беседуя с пленными и видя, как немцы идут под огонь. Войну нам объявила именно молодая восходящая 'неметчина'. Но ведет она ее, умело эксплуатируя идеалистические силы старой Германии. Судьба войны решиться внутри самой Германии в поединке Канта и Круппа.
— Вот это да! — восхищенно прошептал я на ухо Генриху. — Не знал, что Ильин так подкован в философии и обладает столь возвышенным слогом. А кем он был до войны?
— Книгоиздателем, писателем — всего понемногу, — прошептал в ответ Литус.
* * *
Надо же, третий год идет война, а споры о её причинах не утихают до сих пор. Офицеры исполняют свой долг до конца, глубоко в душе противясь идее взаимного уничтожения.
К моему глубочайшему удивлению на фронте нет ненависти к немцам. Есть сожаление и даже некое огорчение от необходимости убивать людей к которым испытываешь определенное уважение. Для большинства офицеров Германия: высококультурная цивилизованная страна, родина Гёте, Гегеля, Канта и Вагнера.
И это — не смотря на газы, огнеметы и одиннадцатидюймовые 'чемоданы'.
У нижних чинов ситуация схожая — немцы для них добротные и умелые вояки. Несомненный враг — но враг из тех, которого уважают. Большинству же солдат война чужда абсолютно — крестьяне, коих в строю процентов восемьдесят, просто не понимают для чего она. Им бы пахать землю, сеять хлеб, вести хозяйство, а не сидеть оторванными от дома и семьи в болотах Восточной Пруссии в ожидании смерти.
Ненависть под громкие лозунги — это прерогатива тех, кто сидит в тылу: промышленников, политиков, журналистов и многочисленных суконно-посконных патриотов. Одни вскармливают других — эдакая 'пищевая цепочка'. Магнаты подкармливают политиков, политики — журналистов, журналисты — 'патриотов'. Ненависть обеспечивает им сытное житие, вдали от ужасов войны.
Забавно, что возвышенная интеллигенция настроена за 'Войну до победного конца!', а военные противятся ей с искренним отвращением.
Сам был таким… Как-то вдруг накатило восторженно-гневное настроение, с которым Саша фон Аш записывался в Военное Училище, с которым ехал на фронт.
Наверное, если бы не мое внезапное 'заселение', его бы ожидало огромное разочарование…
После обеда возвращаясь вместе с другими офицерами на позиции, я продолжал размышлять о превратностях судьбы и роли 'либеральной интеллигенции' в развязывании воин. В мое время все это политкорректно называлось 'миротворческими операциями'…
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: