August Fliege - ЕСЛИ СУДЬБА ВЫБИРАЕТ НАС…

Наш батальон весь предыдущий день просидел в Госслерсхаузене в ожидании погрузки.

Я просто опупел от скуки.

В шахматы играть надоело, в карты я не играю по идеологическим соображениям, читать нечего, да и телевизора, опять же, в ближайшие лет сорок тоже не предвидится…

Развлекается народ исключительно байками, на вроде той, что рассказал намедни штабс-капитан Ильин. Когда кто-то всуе упомянул печально знакомого мне историка любителя в чине вольноопределяющегося, командир 9-ой роты припомнил подходящую по случаю историю.

- Нам вообще везет на вольноопределяющихся. - Повествовал Ильин, развалившись на потертом ковровом диване. - Нынешний - Жорж Комаровский, это еще ничего. А вот в пятнадцатом году, был у нас тако-о-о-ой фрукт! - Рассказчик мечтательно закатил глаза. - Некий Валентинкин… Из Харькова, кажется… Но сие - не суть. Большой, знаете ли, был философ и мистик. Такие теории разводил - ум за разум заходит. Вот только слушать весьма утомительно, а главное бессмысленно. Об эфирных полетах, о космосе, о тайных властителях мира, толковал. О каком-то 'оке силы' мистическом, об иезуитах и древних греках. Сумбурно все как-то. Непонятно.

Штабс-капитан некоторое время помолчал, что-то обдумывая, а потом продолжил:

- Хотя, припоминаю, как-то один адъютант из корпуса, все ж таки оценил его сентенции - сильно пьян был бедняга. Вот его и пробрало, и пока не протрезвел - не отпускало. А как протрезвел, да вспомнил, что ему Валентинкин наплел - так сразу пошел и заново напился: К черту, - говорит - такую философию…

- И что же? - полюбопытствовал Литус.

- Ну, так вот, отправил его как-то полковой адъютант проследить, как саперы офицерский нужник сооружают. Занял делом, дабы не надоедал людям со своими поучениями, а то от него уж и вестовые да денщики прятаться стали. Он же, как в раж войдет - до помрачения рассудка заговорить мог. Руководит он, значит, возведением сего военного объекта, да и саперам все об устройстве мира рассказывает. И объясняет сугубое несовершенство вселенной на примере сортира - то яма не глубока, то стенки кривые…

- Большой оригинал, этот ваш Валентинкин, - усмехнулся поручик Павлов.

- Слава Богу, не мой! - расхохотался в ответ Ильин. - Так вы будете слушать или нет?

- Будем-будем! - хором отозвались офицеры.

- Тогда, я продолжу! В общем, они побыстрей работу сделали - лишь бы от него отвязаться, и унтер саперный ему и говорит: Вы, дескать, посмотрите на этот мир, и посмотрите на этот нужник. Ежели умеючи делать - так и совершенство достижимо. Да и предлагает ему испытать, так сказать, творение на себе. - Штабс-капитан откашлялся и возобновил повествование. - Наш Валентинкин - в нужник, а саперы бегом в роту - лишь бы от философа этого подальше. И тут ка-а-а-а-к ухнет…

Ильин замолчал, выдерживая паузу…

- Обернулись они - ни сортира, ни вольноопределяющегося. Мистика?

- …??? - слушатели недоуменно переглянулись.

- А вот и нет! Всего лишь снаряд германской мортиры. Девятидюймовым чемоданом нас попотчевали. На кого, как говориться, Бог пошлет… А вы говорите 'судьба'. Вот оно как, на войне-то, бывает.

Офицеры размещены в вагоне 2-го класса. Очень похоже на купе поезда дальнего следования моего времени, только отделка из натуральных материалов.

Попив с Генрихом чаю, я вышел в тамбур - подышать свежим воздухом.

Поезд идет со скоростью около тридцати верст в час, не ахти…

А теперь еще и стал замедляться - мы въехали в пригород. Состав шел все медленнее и наконец практически накатом вполз на небольшой вокзал и остановился. На обгорелом и посеченном осколками здании покосившаяся вывеска 'Deutsch-Eylau'…

Привокзальная площадь представляла собой ужасное зрелище.

И совсем не оттого, что сильно пострадала во время боев в городе.

Раненые…

Сотни раненых…

Вся платформа и площадь кишит ранеными.

Они лежат всюду на земле, на деревянных скамейках и просто на голом цементном полу. Они сидят у стен, на обломках, на кучах битых кирпичей.

Я вижу измученные глаза, пепельно-серые лица. Кто-то мечется в горячке, выкрикивая непонятные слова. Кто-то просто стонет…

Раненые то и дело хватают за ноги суетящихся меж ними санитаров, обращались к ним с мольбами и жалобами. Несколько докторов в забрызганных кровью халатах с криками бегают среди всего этого безумия:

- Ну что делать? Что делать? Санитары!

- Где этот чертов поезд? Да вы хоть шинелями их накройте!

- Морфину сюда! Этого в операционную!

- А вы чего трупы тащите? Складывайте в стороне, вот там у пакгаузов…

Мне стало жутко…

Вот он истинный лик войны!

- Езус Мария! - Раздался у меня за спиной потрясенный возглас. Это Генрих решил составить мне компанию и тоже увидел эту шокирующую картину. - Откуда их столько?

- Не знаю… Бои сейчас только под Мариенвердером. Наверняка оттуда!

Генрих встал рядом со мной и стал напряженно всматриваться в лица раненых солдат:

- Ты знаешь, Саша я впервые вижу что-то подобное. В бою видишь все как-то урывками, там некогда отвлекаться… Там тобой владеет или азарт или холодный расчет… Нет места для созерцания или осмысления… За этот год я видел множество смертей и разнообразных ранений… Но столько страдания одновременно, это ужасно!

- Согласен с тобой! Апофеоз войны это не только черепа или могильные кресты. Это еще и люди искалеченные душой и телом…

Лязгнула сцепка, поезд тронулся и стал набирать ход, увозя нас прочь…

Я на всю жизнь запомнил этот маленький полуразрушенный вокзал в Дойче-Эйлау…

Розенберг - очередной маленький восточно-прусский городок раскинувшийся на берегу вытянутого S-образного озера…

Полк получил приказ занять оборону в районе фольварка Вельке. Мы должны сменить 157-ой Имеретинский пехотный полк.

Наша 3-я гренадерская дивизия, занимает место отводимой в тыл 40-й пехотной дивизии на участке между Христовым озером и озером Гауда, в десяти верстах севернее Розенберга.

Русская армия переходит к обороне ввиду отсутствия перспектив дальнейшего наступления, до конечной цели которого города-порта Эльбинг еще пятьдесят километров…

Войска измотаны, тылы отстали… Видимо, взятие Мариенвердера станет лебединой песней, а потом останется только держаться против неизбежного немецкого контрнаступления.

7-ой Самогитский гренадерский полк нашей дивизии уже на позициях у Христова озера, а с подходом 9-го Сибирского гренадерского передислокация завершится.

Части 40-й дивизии сменившись, останутся в резерве в районе между Розенбергом и Ризенбургом.

Сейчас вот разгрузимся и 'шагом марш' на точку.

Хорошо хоть дождь прекратился еще с ночи, и жаркое летнее солнце быстро подсушило дорогу.