August Fliege - ЕСЛИ СУДЬБА ВЫБИРАЕТ НАС…

Лиходеев лично проинструктировал каждого, уделив особое внимание Жигуну. Пальцем левой руки, подцепив вестового за ремешок каски, подтянул его ухо к своему рту и что-то вполголоса внушил, наставительно помахивая указательным пальцем правой перед носом гренадера.

- Уяснил, босота казанская? - закончив поучения взрыкнул Кузьма Акимыч.

- Так точно, господин фельдфебель!

- Ну, тогда, идите! С Богом!

Гренадеры по очереди перемахнули через бруствер и исчезли в ночи.

Отправив солдат на задание, фельдфебель подошел поинтересоваться 'Какие будут приказания'?

- Вот что, Лиходеев! Раз уж я сегодня такой добрый, то сиди-ка ты тут заместо меня наблюдай. А я вздремну, пожалуй! Устал, как собака, а вы тут со своими инициативами лезете!

Бросив охапку принесенного Савкой свежего сена в подбрустверную нишу, я расстегнул амуницию, пристроил в изголовье автомат и улегся спать, завернувшись в шинель. Лето хоть и теплое, а земля-то - холодная!

Уснул быстро, даже не смотря на то, что в наших окопах уже вовсю шумели разворачивая свою ремонтно-хозяйственную деятельность бравые саперы.

Выспаться, как следует, мне так и не удалось…

Часа через два после ухода 'охотников' со стороны нейтралки прозвучало несколько выстрелов…

А потом началось такое!

Переполошившиеся посты палили с обеих сторон, взлетали ракеты, стрекотали пулеметы. Забухали полковые орудия и минометы.

Вся эта катавасия продолжалась почти сорок минут и постепенно сошла на 'нет'.

- Сходили! Мля… Поглядели! - бурчал я себе под нос вжимая голову в плечи…

Когда стрельба только началась, на наблюдательный пункт посыпались звонки сначала от командира роты, потом из батальона и, наконец, из штаба полка.

Прикрывая мембрану телефонной трубки рукой, чтобы было лучше слышно, я раз за разом докладывал, что движения противника не наблюдаю, никаких сведений о разведывательной команде не имею, но как только - так сразу!

Упаси нас Господи от огня противника и излишнего внимания начальства! К тому моменту, как вернулись наши охотники, я был доведен до белого каления и, то и дело, взрыкивал на окружающих.

А окружающие предпочитали держаться от недовольного меня как можно дальше.

Так вот, сначала в траншею через бруствер ссыпались четверо моих нерадивых подчиненных, а уже следом поочередно спустились гренадеры из разведкоманды.

Причем, что характерно, не одни!

Добычей и, собственно, прибавлением, в этой теплой компании оказались два связанных немца с кляпами во рту.

- Савка, фонарь давай! - распорядился я и сходу застроил я фельдфебеля разведчиков. - Докладывайте! Что у вас там приключилось? Что за стрельба?

- На германскую разведку наткнулись, вашбродь. На артиллеристов… Приглядывали мы за ихней траншеей. Слышим - ползет кто-то… Ну мы их подпустили поближе и кинулись. Двоих в ножи взяли, еще двоих скрутили… Хто ж знал, что там еще один лезет… Он, ирод, палить начал… Мы его, конешна, кокнули, да поздно - нашумели… Германцы так палили - страсть! Как живы-то остались - непонятно… Одной помощью Господней и спаслися! - разведчик размашисто перекрестился.

- Раненые есть?

- Никак нет, вашбродь! Царапины токмо, хучь и до крови!

- Ну, молодец, показывай пленных!

- Сергунька! - Окликнул фельдфебель кого-то из своих. - Давай немаков сюды!

Вид пленные имели довольно жалкий: в грязной изорванной форме, с разбитыми физиономиями и какими-то тряпками во рту, в качестве кляпов.

Судя по расцветке галуна и погон - действительно артиллеристы: офицер и унтер.

- Ну-ка, выньте у офицера кляп! Поговорить с ним хочу!

Кляп вытащили и пленный предстал передо мной, щурясь от света потайного фонаря уцелевшим глазом - другой был подбит и заплыл огромным синяком.

- Name? Dienstgrad? Truppenteil? /Фамилия? Звание? Воинская часть?/

- Leutnant Lamm! Die erste Schwerebatterie des zwanzigsten Armeekorps! /Лейтенант Ламм. Первая тяжелая батарея 20-го армейского корпуса/

- F #252;nfzehnzentimeterkaliber? /Пятнадцатисантиметровая? Т.е. 150-миллиметровая/

- Ja…/Да…/

Поболтав еще немного с очумелым немецким лейтенантом, я выяснил, что на нейтралку они вылезли с целью оборудования поста скрытого наблюдения, дабы корректировать артиллерийский огонь во время завтрашней атаки.

Когда немцев увели в штаб полка, я взялся за телефон - пора было доложить о событиях веселой сегодняшней ночки.

К тому моменту, когда я вдоволь наобщался с вышестоящими начальниками всех уровней, у меня над душой уже стоял довольный Лиходеев.

- Разрешите доложить, вашбродь?

- Докладывай!

- Хорошо охотники сходили. С прибытком вернулися… Спасибо вам, вашбродь! Вот, стало быть, благодарствуем. - Лиходеев положил на снарядный ящик, используемый в качестве телефонного столика, нечто завернутое в тряпицу.

- Разрешите идти?

- Иди… - Кузьма Акимыч исчез как утренний туман - тихо и незаметно, а я осторожно развернул оказавшийся тяжелым сверток.

Ого! Массивная кобура из коричневой кожи и небольшой никелированный пистолет с рифленой деревянной рукояткой.

Последний я взялся внимательно рассматривать.

Надпись с левой стороны гласила: SELBSTLADE PISTOLE BEHOLLA CAL 7,65 - значит 'Бехолла' калибром 7,65. Над спусковым крючком - серийный номер: 9019. С правой стороны название расшифровывалось: BECKER U HOLLANDER WAFFENBAU SUHL.

О! У отца есть охотничий карабин 'Маузер' - и тоже 'Беккер и Холландер'.

А пистолетик-то - хорош!Маленький, ухватистый и выглядит весьма и весьма стильно. Выщелкнул обойму - семь патронов. Для скрытого ношения и как оружие последнего шанса - самое оно!

Отложив понравившуюся мне обновку, я взялся за кобуру.

Тут никаких неожиданностей не было - банальный и брутальный 'Парабеллум' с запасной обоймой и инструментом.

Неплохо.

Достойное пополнение моей коллекции, начавшейся с подаренного казаками-уральцами 'Маузера'.

Завернув подарки обратно в кулек, я отправился в наш с Казимирским блиндаж.

Надо бы, наконец, выспаться…

Что-то мне подсказывает, что день завтра будет дли-и-и-нным…

Скукота…

Нет! Не так…

С-К-У-У-У-К-О-Т-А!!!

Причем не просто так, а по ряду объективных причин.

Например, качество окраски стены и лепнину на потолке я изучил до мелочей, а вместе с тем и прочие архитектурные изыски, вроде пилястр и капителей палаты номер четыре Варшавского военного Александровского госпиталя…

Развлечения, как таковые отсутствуют, да и настроения развлекаться нет. Читать при свечах - некомфортно. Гулять - здоровье не позволяет.

Формулировка безупречна - именно что 'скукота'… Большими буквами…

Сейчас вообще ночь - то есть вдобавок еще и темно, одиноко и тоскливо…

Надо бы, наверное, поспать, но не получается. Мешают стоны артиллерийского подпоручика - моего соседа по палате.