Александр Шуваев - ЦВЕТОК КАМНЕЛОМКИ

- А-а… Окунулся, значит, в здешние реалии? Самолично решил поучаствовать? Так сказать - непосредственно? Хорошо, что так обошлось, а то и к тебе кто-нибудь мог пристроиться…

- Слушай, - Островитянин не был склонен прислушиваться к его болтовне, - а что это за люди? Ну, - те? Которые с дубинками?

- Так называемые "арматурщики". Несерьезные люди, и фокусы у них дешевые. Не обращай внимания.

- А я, представь себе, как раз и предпочитаю те, что подешевле. С картами там, с кроликами… Так что ты уж объясни, будь любезен.

- Ну, - нехотя начал Михаил, - заменяют часть волокон соединительной ткани на бездефектные искусственные волокна. Связки, сухожилия, пленки, которые на мышцах и еще это… Ну, - в костях. После этого их ни колом, ни ножом не возьмешь, кость - не переломишь, брюхо - не вспорешь. Даже, говорят, ливер не отобьешь. Совсем другой диапазон энергий требуется.

- Бесполезно. Если по голове, то прочность черепа почти что и вовсе не спасает. Другой механизм.

- А уж с пулями-то, с пулями и вовсе почти бесполезно: если внутрь не проникнет, то все равно дух вышибет! Так я ж тебе и говорил, - вовсе пустые люди и занимаются пустяками… Молодежная мода, - вроде как на крашеные в зеленый цвет прически у панков. Или на татуировки, - тоже ведь возникает вдруг такое поветрие, ни с того, ни с сего, в самых разных странах, не сговариваясь, - понаколют себе всякой хрени, понаколют, - а потом, через какие-то пять-шесть лет не знают, что с этими картинками делать.

- Скорее, - похоже на криминальный обычай модифицировать свое мужское достоинство… вводя под кожу всякие посторонние предметы.

- И не говорите, уважаемый герр Кляйнмихель, - чистой воды, в сущности, варварство. Никакая цивилизация их не берет.

- Вот вы минувшим вечером, - вечером? - вдруг он перебил сам себя самым, что ни на есть, удивленным тоном, как будто не доверяя сам себе, - кажется, что прошла целая эра… Так вот, вы пошутили между прочим, что исповедуете некую ересь. Должен признаться, что нечто подобное не чуждо и мне. Я, видите ли, считаю, что архаичные формы общества не исчезают с развитием цивилизации. Новое, подменяя прежнее, никогда не вытесняет его полностью, а как бы… как бы погребает его под собой, и они существуют, укрытые под позднейшими напластованиями. Подростки лет по двенадцать-тринадцать повторяют поведение стаи австралопитеков с тем, чтобы через год-два повторить организацию охотничьей ватаги неандертальцев. Уголовники копируют отношения "мужских домов" позднекаменного века, в недрах самого развитого индустриального общества вольготно чувствуют себя семейные кланы и землячества, возникшие в бронзовую эпоху… Вот оттуда-то и всплывают всякие варианты ритуальной раскраски…

- Я ж и говорю, - отщепенцы, отсталые люди. Не стоят ни малейшего внимания, уроды.

- Так. Насколько я успел изучить вас за последние дни, - а это были дни весьма насыщенные, как бы ни самые насыщенные в моей жизни, - этот многозначительный тон, с которым вы повторяете одни и те же банальности, обозначает, что вы хотите рассказать что-то очень существенное. Настолько, что это прямо рвется с вашего языка, и вы едва-едва сдерживаетесь. Так стоит ли так насиловать собственную натуру? Чтобы вам было легче начать, могу сказать для затравки, что, очевидно, наряду с несерьезными людьми где-то в Многомерности есть люди серьезные или даже очень серьезные, не так ли?

- Я все-таки лучше потерплю. Считайте, что ваше провокационное предположение пропало совершенно впустую.

- Потерпите, - чтобы иметь больше шансов уцелеть? Это та тема, за одно только упоминание которой могут быть неприятности?

Русский поглядел на него с неподдельным изумлением.

- Ничего подобного. То есть вообще. Не пойму, откуда у вас все время всплывают подобные нелепые предположения? Что за паранойя, ей-богу… Видите ли… Оскар, общаясь с вами, я выполняю своего рода работу, - пусть добровольную, но все-таки, - добиваюсь определенных целей, и, стараясь выполнить ее хорошо, - должен придерживаться определенной последовательности действий. То, что я так хотел сказать, но не сказал сейчас, будет во всех подробностях открыто во благовремении, тогда, когда это будет понято оптимальным образом… Попросту говоря сейчас ты ровным счетом ни х-хрена не поймешь, - даже если будешь думать, что понял. Даже если тебе покажется, что ты понял. Компране?

Майкл, стиснув зубы - кивнул, мысленно поклявшись выяснить все необходимое задолго до того, когда ему соблаговолят рассказать и показать то, что его интересует. Несколько расстраивало только то обстоятельство, что он имел только самое слабое понятие относительно того, а - что именно его, в конце концов, интересует? Если уж до конца конкретно? Бессонная, безумная ночь теперь, под утро, оборачивалась крупной дрожью, судорожными зевками, при которых водянистая слюна прямо-таки капала на землю, и - полной неспособностью удержать в голове более полутора мыслей одновременно. Да и те, в общем-то, - ненадолго. Когда прекращал зевать он, - зевал его спутник, он заражался, и цикл повторялся снова. Так что мысль о Конечной Конкретизации все время ускользала, пока они, спотыкаясь, брели через затянутую утренним туманцем ложбину, он ее - хватал буквально за хвост, но она упорно норовила выскочить, пока не преуспела: о чем это я? Что-то такое непременно надо же было обдумать, чего-то он, негодяй, не хотел мне рассказывать, а я, значит…

- Нет, - очередной раз умилился на стакан Иван Ильич, - ну как есть божья слеза! Давайте, че сидите-то?

- Не, мне пока хватит.

- И я пас. Потом.

- Ну, а я, извиняйте, - выпью… Ваше, значит, здоровьичко!

- Пейте на здоровье.

Хозяин - выпил. Сморщился так, что, казалось, сжал всю свою физиономию, все ее бесчисленные мелкие морщинки - в кулак. Подышал, хрустнул переросшей, жгучей, пустотелой редиской и благостно расслабился.

Жидкость, которую он пил и которой угощал, была, действительно, прозрачна почти до невидимости. Глядя на нее, Майкл поневоле вспомнил давешнюю дискуссию о Водке и Нуле, как пределе ее совершенства. Тут нуль, на его взгляд, был абсолютный. Очевидно - просто-напросто никаких примесей. Вообще. Ни в спирте, ни в воде. Почти никакого вкуса и только, разве что, очень незначительный запах. Последний предел в своем роде, nec plus ultra. Уходящие в бесконечность нули после запятой, - и никаких излишеств. Этот напиток как бы говорил: Я призван делать людей пьяными, не отвлекаясь на мелочи вроде вкуса, цвета, запаха, года и букета, Я есть последняя истина винопития во всей наготе, посмевшая, наконец, отбросить драпировки.

Она была классически разлита в сосуды, напоминающие столь же классическую трехлитровую банку, - но! - представлявшие собой некий идеал трехлитровой банки, воплощение ее бессмертной Идеи: идеально ровное, совершенно прозрачное, идеально полированное стекло без малейших неровностей, и некая корректировка формы, которая, оставшись прежней, приобрела неуловимое изящество. Дело было поставлено таким образом, чтобы в любом месте, любом помещении, любом ракурсе этого хозяйства была бы видна хотя бы одна такая банка, причем - полная, за этим обстоятельством хозяин строго следил. Идеально чистые, ни пылинки на гладких боках, они выглядели на фоне холостяцкого, достаточно небрежного-таки хозяйства как нечто не от мира сего. Но это - так, основные запасы находились в довольно-таки обширном погребе: тушенка, картошка, какие-то соленья, оставшиеся аж с прошлого года, несокрушимые мешки с крупой, запах не то сырости - не то плесени, - и десятки трехлитровых банок, прозрачных настолько, с настолько прозрачным содержимым, что их присутствие на полке выдавали только блики света на полированных боках. На взгляд, - тут хватило бы выпивки на то, чтобы в стельку напоить личный состав полностью укомплектованного по штату мотострелкового батальона.