Андрей Онищенко - Миссия Звезда Хазарии или Око Кагана

Сверкнула молния. Из глубин неба вырвался на свободу раскат грома, нарушивший гнетущую тишину. Подул ветер, который моментально принес мятежную свежесть наступающей грозы, разрушил оцепенение природы и заставил мудрого хана оторваться от своих мыслей. Впереди, на темно-зеленом ковре травы, различалась свинцовая полоса воды. Через некоторое время, стало видно, что это долгожданная река, по берегам которой, словно чьей-то небрежной рукой, был разбросан редкий кустарник. Ата хан окинул взором равнину. В радиусе нескольких верст не было ни одного дерева, которое могло бы укрыть от дождя.

– Наверное, я стал слишком стар, если размышляю о таких пустяках. Разве нужно настоящему воину укрытие от природных стихий? – задал он сам себе вопрос, – костер, верный конь и черпак, постеленный на землю, вот, что нужно кочевнику. Да, засиделся я в стойбище, давно не выходил в чисто поле. Ставьте лагерь! – отдал он распоряжение сопровождающему его верному Овлуру.

Землю застелила прозрачно-черная предгрозовая мгла, скрывающая своим покрывалом очертания окружающей природы. Люди разводили костры и о чем-то тихо переговаривались между собой. Ухо Ильи уловило шелест, пока еще мелких дождевых капель, а через несколько минут он почувствовал их на лице. Его жеребец, так не кстати, потерявший по дороге подкову, захромал и это очень озадачивало Илью. В раздумье он направился к берегу реки и увидел там, сидящего на корточках, Кара-Кумуча. Тот спустился к воде, чтобы смыть с лица дорожную пыль. Склонившись над зеркальной поверхностью, Кара-Кумуч, погрузил кисти рук в свежую речную прохладу, но тут же обернулся назад, заметив на водной глади отражение Ильи.

– Прости, что помешал тебе, – начал первым разговор Илья и посмотрел на черное небо, – я хотел сказать тебе одну вещь. Не по душе мне место стоянки лагеря.

– Я тоже это почувствовал, неприятное чувство, – ответил Кара-Кумуч, стряхивая песок с подола плаща. Скорее всего, оно навеяно приближением грозы, которая, заметь, ползет со стороны священной горы.

– Ты прав, Кара-Кумуч. Вероятно дело в том, что тучи, вместе с дождем, впитали в себя частички злобы наших врагов.

Кара-Кумуч тряхнул головой и рассмеялся.

– Если бы злоба наших врагов просто бы витала в воздухе, то наша жизнь была бы слишком скучной. О чем ты задумался, Илья?

– Мой аргамак захромал, потерял по дороге подкову.

– Дело дрянь, но стоит ли так переживать, возьми моего заводного.

– Нет, – отрицательно покачал головой Илья. – Говорят? здесь по близости есть кузня?

Молодой хан пожал плечами.

– Мой старый раб Махор говорит, что знает это место. Крюк небольшой. По приказу Ата хана твои люди разбивают лагерь на ночь. Я успею добраться до кузни, подковать коня и догнать вас в пути, но твоего заводного я тоже возьму. Кляча Махора не выдержит двоих, а перегружать хромого жеребца мне жалко.

– Пусть будет по твоему, только возьми с собой пару моих воинов.

– Зачем они мне? – удивленно задал вопрос Илья.

– Да так. Мало ли, что в пути.

– Не стоит, пусть люди отдохнут, а я стрелой, туда и обратно.

По дороге вдоль берега извивающейся и петляющей реки, под стеной проливного дождя, упрямо брели двое всадников, ведя сзади за собой хромого коня. Крупные водные капли, беспрерывно падали с неба, превращая дорогу в сплошное месиво.

– Далеко ли еще? – спросил тот, что помоложе.

– Да почитай еще верст пятнадцать будет, а может и поболее, – ответил другой.

– Спешиться надо, дед. Лошади не могут идти.

– И в правду, заморим лошаденок. Замерз я, хозяин, до самых кишок, – прохрипел дед Махор.

Дождь немного стих. Дед Махор косо посмотрел на сочные, грязные облака, которые быстро неслись по помрачневшему небу. Задул сильный ветер, резкий и неопределенный. Он рвал без направления, со всех сторон, словно атаковал невидимого врага. Идти стало еще труднее. Ноги увязали в грязи, а промокшая насквозь одежда, обдуваемая холодным ветром, плотно прилипала к телу. Путники с трудом пробивались вперед. Все настойчивее, резче и крепче ударял по бокам стервенеющий ветер. Фиолетово-серая молния, ударила в нескольких десятков метров. Из прибрежного камыша испуганно поднялась на крыло стая диких уток. Дед Махор поежился.

– Что-то сильно сумрачно, грозно, тоскливо. Таво и гляди, сейчас с ног свалит и понесет по степи. Не иначе, как Бог послал этот ветер, за недобрые людские помыслы и грехи, – матерясь, произнес старик.

Шли долго, словно заманивали за собой степной буран. Вязкий суглинок дороги липнул к копытам коней, нарастал на них пудовыми гирями, отваливался и налипал с новой силой. Множество звонких мутных ручейков, сбегало со всех концов степи. В месте соединения, между собой, эти потоки затевали безудержный водяной бунт, а потом, устремлялись с глухим ревом в реку, которая уже вышла из берегов.

Облака словно разошлись. Ветер и дождь неожиданно прекратились. День угасал как-то серо и бездарно. Перед глазами путников простиралась равнина с примятой от сильного дождя травой, покрытой серебристым бисером дождевых капель. С наступлением сумерек, напряжение томительного ожидания достигло нестерпимого накала. Легкий ветерок принес дым костра.

– Кажись, отмучились, произнес старик, шамкая задубевшими губами.

Речка, огибая препятствие, сделала резкий поворот, неся свои воды дальше по дну глубокого оврага, который пролегал у подножья двух холмов, поросших редким лесом. Пройдя еще не много, усталые измученные путники уперлись в деревянный плетень забора. В ночной мгле, совсем рядом, угадывались очертания каких-то строений. Не выдержав близости окончания пути, дрожащим от холода голосом, дед Махор закричал:

– Эй, хозяева, есть кто живой?

Ответом послужил брехливый лай пса, забившегося от ненастья куда-то в дальний угол.

– В такую погоду даже собаки не ждут непрошенных гостей, а нас черт понес, – вздыхая и матерясь, пробубнил старик.

Со скрипом отворилась тяжелая дверь, и раздался недовольный, грубый мужской голос:

– Чего надо? Кто такие?

– Ты бы подошел, мил человек, поближе, а то кричать как-то неловко, – начал разговор дед Махор.

К изгороди вышли двое и остановились в нескольких метрах. В свете тусклого масляного фонаря, можно было разглядеть крупного мужчину лет сорока, держащего, перед собой, в руках большой топор и юношу, который освещал дорогу.

– Ну? – недовольно произнес мужик.

– Что ну? Я тебе не лошадь, не запряг еще, а погоняешь, – ответил прибауткой дед, – ты, мил человек, пусти нас на порог, устали мы с дороги, промокли до нитки, а потом и расспрашивай.

Старческий голос деда Махора развеял сомнения кузнеца. Он расслабил хватку, перекинул топор на плечо и, обращаясь к пацану-подмастерью, произнес: