Андрей Онищенко - МиссияКрест Иоанна Грозного

– Житья от них нет, – произнес Иван, – логово у них там, в урочище, семья голов десять-двенадцать будет.

Иван покачал головой.

– Молодые волки-переярки тоже уже присоединились. Это пока еще они в логове сидят, но стоит только выпасть белой тропе, как они начнут сбиваться в большие стаи.

Дубина тронул коня.

– Далеко еще? – спросил Илья.

– Нет. Версты две через лес, а там поля. Давай-ка, глотнем из твоей фляги? – произнес он.

Волчонок достал из мешка требуемое. Дубина пропустил пару глотков и пустился в разговоры про волчью охоту:

– Сейчас волчата уже окрепли, и их родителям становится все труднее удовлетворить их потребность в пище, и они начинают промышлять домашних животных. С каждым принесенным живым ягненком на глазах у довольных родителей, наблюдающих прищуренными косыми глазами за потомством, подросшие волчата со злобой быстро расправляются и раздирают его на части. Звериные инстинкты у них развиваются быстро, и, когда вполне окрепших волчат родители выводят по росистой траве на первые разбойничьи набеги в поля, тут уж во всей силе и красе проявляется их злоба и жадность. Много овец, свиней, гусей гибнет в этот период от окрепших зубов молодых хищников. Показывая молодняку, как резать животных, старые волки валят овцу за овцой. Весь выводок в этот период держится на своих логовах, лишь по ночам совершая разбойничьи набеги на отары овец, на табуны пасущихся в степи гусей, а при случае – на отбившуюся от табуна или стада лошадь или корову. Зимой совсем с ними беда. Голодные стаи подходят близко к жилищам. Грызут собак, бывает, и нападают на людей. Вот был такой случай…

Илья не слушал Дубину, но и не перебивал его. Он думал о том, что ждет его впереди. Оставшийся путь закончился довольно быстро. Проехав по полю еще с версту, они остановились на развилке дорог.

– Ну, может, поедем ко мне, – стал уговаривать Илью Дубина, – завтра баньку истопим, посидим. Если захочешь, то и охоту можно организовать. Хозяйка моя знатные пироги печет, решайся Илья.

– Нет, Иван. Поеду я к себе, а как обживусь, через недельку заскочу, так что жди в гости.

– Ну, смотри, дело хозяйское. Тебе по этой дороге еще версты три, а как на холм поднимешься, там и Журавичи видны будут.

Крепко обнявшись на прощанье, они разъехались в разные стороны.

Первого ноября Великий Посол Царский, Афанасий Власьев, прибыл в Краков и был представлен Сигизмунду. Власьев, представлявший лицо Государя в этом посольстве и удивил поляков своим простодушием и своими московскими замашками. В их разговоре сначала зашла речь о счастливом воцарении Иоаннова сына, о славе низвержения Османской Империи, но после того, суть беседы плавно перешла о намерении Дмитрия сочетаться браком и разделить престол с Мариной Мнишек, в благодарность за важные услуги, оказанные ему, в дни невзгод ее благородным отцом. Кардинал Бернард Мациевский и Папский Нунций Рангони, горячо поддержали страстное стремление Дмитрия, сочетаться браком с подданной польской короны и рьяной католичкой, видя в этом Провидение Божье и ключ к решению своих заветных целей.

Женщина, чья судьба ставилась на кон политических амбиций, и которой приходилось сыграть такую видную, но позорную роль в истории России, была жалким орудием той римско-католической пропаганды. Она находилась в руках иезуитов, не останавливающихся ни перед какими средствами для проведения заветной идеи подчинения восточной церкви папскому престолу. С наступлением их господства и духовным подчинением своим идеалам польского короля Сигизмунда, Отец Марины, Юрий Мнишек, прежде находившийся в дружеских связях с протестантскими панами, сделался горячим католиком, готовым отдать себя и свою семью на услужение иезуитским целям, ожидая от этого союза выгод и возвышения для себя. Марина обладала теми же чертами характера, что и ее отец. Обязательство царевича Дмитрия жениться на ней, поддержанное королем Сигизмундом и иезуитами, представляло возможность последним привести к подчинению римскому Престолу все Московское государство. Таким образом, будущая царица принимала в глазах католиков высокое, апостольское призвание. Дмитрий сделался царем, и не сразу обратился со своим сватовством. Прошло лето, он занимался делами и развлекался с женщинами. Не знаем, что побудило Дмитрия исполнить данное обещание, но все же кажется, что Марина оставила впечатление в его сердце.

Двенадцатого ноября, в присутствии Сигизмунда, совершилось торжественное обручение. Марина, с короной на голове, в белом платье, унизанном драгоценными каменьями, блистала красотой и пышностью. Обряд венчания проводил кардинал Мациевский. Именем Мнишека сказав Власьеву, который заступил на место жениха, что отец благословляет дочь на брак и Царство, Литовский Канцлер Ян Казимир Сапега говорил длинную речь, славя достоинство, воспитание и знатный род Марины, вольной дворянки государства вольного. Кардинал и духовенство пели молитву: "Veni Creator", все преклонили колени, но Власьев стоял как вкопанный.

– Не давал ли Дмитрий прежде какого-нибудь обещания другим? – согласно обряду обручения, обратился кардинал к Власьеву.

– А почем я знаю? Он мне не говорил этого.

Все присутствующие рассмеялись, а Власьев для еще большей потехи добавил:

– Ели бы кому- нибудь обещал, то меня, наверное, сюда бы не прислал.

Благоговение его к будущей своей Государыне было так велико, что он, меняясь перстнями, не решился сам надеть, как следовало, обручальное кольцо и прикоснуться обнаженной рукой до руки Марины.

После обручения был обед. Марина сидела подле короля, принимая от российских чиновников свадебные дары от своего жениха. Первым делом принесли богатый образ Св. Троицы, благословление от царицы-инокини Марфы. Множество драгоценностей и диковинных вещиц, три пуда жемчуга и связки редких соболей, кипы бархатов, парчей, атласов услаждали глаз новой нареченной царицы. Между тем, Власьев, плохо соображая, что представляет лицо Российского Государя, ни как не желал садиться за стол с Мариной и бил челом в землю, когда Сигизмунд поднял бокал за здравие царя и царицы. Марина в этот вечер была прелестно хороша в короне из драгоценных каменьев, расположенных в виде цветов. Московские люди и поляки равно любовались ее стройным станом, быстрыми изящными движениями и черными волосами, рассыпанными по белому серебристому платью, усыпанному каменьями и жемчугом. Посол не танцевал с нею, говоря, что не достоин, прикоснуться к своей Государыне. Но после окончания танцев, Власьева поразила неприятная для любого русского человека сцена. Мнишек подвел дочь к Сигизмунду и приказал кланяться в ноги и благодарить его за великое его благодеяние. Марина упала к ногам польского короля и плакала от умиления, к неудовольствию Посла, который узрел в этом унижение для будущей супруги Российского Государя.