Александр Чернов - Одиссея Варяга

Конечно, нужно отметить, что жить в тропиках было безумно тяжело. Проявилось это во всей красе уже на подходе к Цейлону. Днем солнце накаливало железные части кают так, что нельзя было тронуть рукой, а ночью борта и железо кораблей отдавали свое тепло, но так как с захода солнца велось приготовление к минным атакам, то иллюминаторы, двери и горловины задраивались наглухо броневыми крышками. Но, слава Богу, и адмиралу, не все. Нашим спасением были специальные раструбы – дефлекторы из папье-маше, которые в больших количествах привезли с собой черноморцы. В соответствии со специально разработанной схемой они вставлялись в иллюминаторы, которые вечером не задраивали. Таких было двадцать на "Сисое", на "бородинцах" еще больше. Получался сквозьняк, который несколько охлаждал к ночи наши внутренние помещения.

Но все одно, после заката в палубах было жарко, как на полке в бане – спать, даже голым, было немыслимо, происходила как бы варка в собственном соку; пот лил градом, и в особенности большие страдания испытывали те, кто заболел тропической сыпью, которая от попадавшего пота зудела нестерпимо. Несколько облегчало ситуацию то, что адмирал несколько раз останавливал эскадру для купания команды. Нам с транспортов передали специальные большие сети с грузилами. Будучи спущенными с выстрелов они образовывали как бы закрытый от акул, этого неизменного зла тропического моря, изолированный бассейн. Те, кто не умел плавать, брали с собой свои спасжилеты. После купания все обливались пресной водой, благо уголь имелся в достатке и опреснители работали бесперебойно. Купания и переодевание в чистое помогали леченить эту болячку тем, кто ее подхватил, и сохронять себя в форме здоровым.

Спать ночью наверху тоже было не особенно приятно, – народу размещалось так много, что не было места даже яблоку упасть, – почти вся команда спала наверху. Офицеры спали – часть в верхнем офицерском отделении, где было, благодаря входным с палубы трапам, несколько холоднее, чем в каютах, в шлюпках, на мостиках, на компасных площадках, ибо к утру всех уже донимала угольная пыль. Все это сопровождалось неожиданными сюрпризами вроде дождя. Но несмотря на все, публика крепилась и хоть обливалась потом, но уныния заметно не было.

Во время этого перехода все офицеры как-то ближе сошлись друг с другом, ссор не было. Собирались каждый вечер на юте, где велись мирные дебаты о нашем будущем, делались предположения, высказывались варианты наших планов. На "Сисое" почти у всех офицеров было убеждение, что во время боя при прорыве в Артур, а публика все больше сходилась во мнении, что Того нас перехватить обязательно постарается, погибнут слабейшие суда. А именно наш "Сисой" и "Мономах", а остальные, быть может, и выйдут благополучно из боя. Однако никто не хандрил и не унывал, считая это необходимостью. Часто во время этих вечерних бесед старший доктор Подобедов выносил свою цитру, на которой он чудно играл, и звуки мелодичной музыки родных и известных нам напевов как-то хорошо ложились на сердце среди тишины тропической ночи и заставляли спокойно и с покорностью смотреть на грядущую судьбу, а еще вероятнее на смерть, которая нас ожидала. Среди команды уныния не замечалось также, и как-то странно было, стоя на вахте вечером, слышать ежедневно хоровое пение на баке, видеть танцы под звуки гармоник, и прочее; казалось, что судно идет не на войну, а просто совершает мирное плавание, что все эти поющие и танцующие люди словно забыли, что быть может через несколько дней они найдут могилу и идут на смерть, а не на веселую стоянку в порту.

Все это объяснялось одним словом – полной определенностью: мы идем в бой, в решительный бой, и никто не в состоянии этого предотвратить, кроме судьбы, а значит нечего волноваться и прочее.

Один только командир, вероятно, не имел полного спокойствия или фатализма, а потому ежедневно пил, доходя иногда до полной невменяемости, возбуждая мало-помалу к себе недоверие, и только после случая со старшим офицером, который, как я писал выше, не выдержав, заявил ему, что доложит о нем адмиралу и будет просить о смене командира, случая, после которого командир опомнился и сразу бросил пить, опять доверие офицеров вернулось к нему, доверие в его храбрость, хладнокровие и опытность управления судном.

В Камране отряд стоял несколько дней, и хотя суда вполне подгрузились углем со своих пароходов, но стоянка все время требовала угля, запасы таяли медленно, но верно. Через некоторое время в Камран пришел на "Гишене" французский адмирал, командующий эскадрой, и передал приказание своего правительства покинуть бухту, так как японцы и англичане заявили протест.

На другой день мы вышли и ушли в другую бухту Ванфонг, где и стали на якорь и принялись догружать уголь. Красоты местной природы завораживали, однако нервное напряжение проявлялось – мы были уже в практической досягаемости японского флота с его базы в Сасебо. Никто не мог понять, чего именно ждет адмирал, и на кораблях ходили самые идиотские слухи. Все стало ясно 3-го ноября. В тот день незадолго до полудня на станции радиотелеграфа было получено сообщение от крейсера "Олег".

Через три часа он, под флагом Великого князя Александра Михайловича, вошел в бухту в сопровождении длинного каравана больших, с виду коммерческих судов, среди которых были и шесть БЭТС, подобных нашим. С ними была изящная яхточка, зафрахтованная нашим консулом в Сайгоне. Это был целый плавучий город! При них были еще крейсера 2-го ранга "Изумруд" и "Жемчуг". Так что сил у нас поприбавилось. Жаль только, что ни "Бородина" ни "Славы" с ними не было, на что многие из нас так надеялись. Зато теперь, как всем нам стало ясно чуть позже, появилась и новая ответственная задача.

После проведенного на "Штандарте" совещания командиров кораблей, нам стало известно, что на транспортах прибыл Гвардейский экспедиционный корпус с частями усиления, почти 15 тысяч человек самых лучших, отборных войск России! Сами суда эти были срочно закупленными за границей быстроходными пассажирскими лайнерами, зачисленными в наш флот как вспомагательные крейсера. Они смогли дойти от Либавы до Ванфонга всего за полтора месяца! Каких-то пару лет назад это просто показалось бы чем-то из романов Жюля Верна…

Кроме этого, наш изрядно ошарашенный таким поворотом событий командир, проговорился о нашей цели. Пока японцы будут ждать и ловить нас у Артура, мы должны будем сначала обстрелять остров Формоза. Потом, захватить один из островов архипелага Рюкю, и организовать на нем маневренную базу и угольную станцию. После подхода на эту базу крейсеров из Владивостока, захвату подлежал и остров Цусима, в одноименном проливе. Это позволило бы полностью прервать сообщение японской армии на континенте с метрополией.