Александр Чернов - Одиссея Варяга

– Понимаю, что у Вас, Михаил Лаврентьевич, выпытывать о маневрировании в бою, стрельбе, противнике и тому подобном больше, чем Руднев написал сам, занятие глупое. Ваш медицинский отчет великолепен, и можете не сомневаться, кое какие решения я уже принял, вы свой долг исполнили сполна. В кухне на мостике не участвовали. Это понятно, но… Вот смотрю я на вас, и нутром чую, не договариваете вы что-то. Ведь то, что происходило после боя, так или иначе мимо вас пройти не могло. КАК погибал "Варяг"? КОГДА и ПОЧЕМУ Руднев отдал приказ на эвакуацию раненых? Был ли крейсер на ходу в этот момент, имел ли крен, дифферент, заводили ли пластыря, были ли потушены пожары? Ну хоть что-то из этого у вас в памяти отложилось? Вспоминайте!

– Степан Осипович! Виноват, но не могу я ничего связного вам доложить, потому как сам был здорово контужен в голову, и к тому моменту еще не отошел… Поэтому меня с ранеными и отправили, по-видимому… Толку на борту от меня никто уже не ждал. Крейсер имел крен на правый борт, градусов пять… Может чуть больше. Пожар в корме был не ликвидирован, дым из иллюминаторов шел, да и над палубой тянуло. Как раз он то и беспокоил офицеров и командира. Слышал, что говорили об остатке угля, что даже до Сайгона вполне хватит… Потом, со мной ведь не всех раненых погрузили, там еще оставались. А на воде меня мгновенно укачало и я отключился… А когда очнулся, в сумерках уже, мне машинный квартирмейстер доложил, что там, куда "Варяг" ушел был мощный взрыв и зарница яркая…

Вадика трясло от нервного напряжения. Как там у Штирлица… "Он никогда не был так близко к провалу!" Но к счастью Макаров истолковал возбужденное состояние и срывающийся голос Банщикова как искреннее горе по погибшему кораблю и боевым товарищам, и вызванный переживаниями первого в жизни боя нервный срыв. Взгляд адмирала вдруг потеплел, и он по отечески, взяв Вадика за руку, заговорил:

– Эх, каких людей, какой крейсер мы потеряли… Ну, успокойтесь, Михаил Лаврентьевич. Держитесь, мой дорогой. Это война. Штука она тяжелая. Без потерь не бывает… Сейчас вот валерианы вам накапаю… Жена снабдила. Как в воду глядела, бывает настойка сия весьма необходима… И часто, благодаря нашей российской традиции: лености и тупости. Вот вчера, к слову, когда четыре часа паровоз меняли, употребил. Помогает.

В Питере дела закончите, возвращайтесь скорее. Надо японцев колотить… Если Император вас при дворе в адьютантах не оставит! – Макаров вдруг задорно рассмеялся, – Ну, голубчик, доброго Вам пути. Не могу задерживать долее, мы сейчас трогаемся, каждый час дорог, всю дорогу ведь держим… И возьмите пожалуйста у штабных от меня письма и бумаги в МТК и МГШ. Вы быстрой скоростью идете, будете в столице раньше любого курьера. А там писанины много, телеграммой не отстучишь. Вас это не обременит, надеюсь?

– Будет исполнено, ваше превосходительство!

– Вот и прекрасно, с Богом, в добрый час! И надеюсь до встречи…

Вывалившись от адмирала, Вадик забрал пакеты с корреспонденцией и откозыряв штабным, спрыгнул с подножки в тот самый момент когда локомотив поезда командующего тихоокеанского флота дав протяжный гудок и окутавшись облаком пара, прокрутил колеса. Состав лязгнул буферами и сначала медленно, затем все быстрее, вздымая вокруг мелкую снежную пыль, двинулся на восток. За ним потянулся очередной войсковой эшелон. Траннсиб тогда был однопутным: пока порция составов катилась в одну сторону, встречняки ждали на станциях и разъездах своей очереди… Вагоны, платформы с укрытыми брезентом грузами… Однако Вадим видел там и гражданских. Память подсказала, что это едут со своим добром мастеровые и инженеры – кораблестроители с Питера во главе с полковником корпуса морских инженеров Николаем Николаевичем Кутейниковым. Едут чинить "Ретвизана" с "Цесаревичем". Так мы были готовы к войне…

"Слава Богу, Степан Осипович не узнал, что Алексеев выделил мне персональный вагон!" крутилась в голове назойливая мысль…

Несколько часов после столь содержательного общения с Макаровым, Вадик чувствовал себя как выжатый лимон. Сперва чуть было в трусости не обвинил! Хотя, если поставить себя на место Макарова, приходится признать, что повод для раздражения Степан Осипович имел. И не один. Кстати, Владимира с мечами 4-й степени он получил за поход "Великого князя Константина", в котором спас русскую полковую колонну от расстрела с моря турецким броненосцем, а не за перевозку раненых на катере… Потом припер так, что пришлось действительно трухнуть. И изовраться… Так противно! Но главным, однако, было то, что действительно необходимую информацию Макаров получил, а уж в том, что адмирал ее правильно использует Вадик не сомневался. Так просто теперь убить себя не даст… В конце концов хорошо то, что хорошо кончается. Что то еще ждет в Питере?

В ходе их короткой, но содержательной беседы, Вадик успел понять, что Степан Осипович действительно крайне удручен "гибелью" Руднева. Более того, именно в заслугу ему Макаров ставил факт, следовавший из недавно полученной телеграммы МГШ: Вирениус остановлен в Джибути до особых распоряжений. Государь удовлетворил просьбу Алексеева о назначении нескольким кораблям отряда крейсерских задач в районе Средиземного моря, сразу после полной бункеровки, а "Ослябя", "Аврора", "Орел", набитый снарядами "Смоленск" и контрминоносцы-"невки" вскоре двинутся на восток. Приказ об этом ГМШ уже готовит. Штаб наместника так же проинформировал Макарова об этом решении. Такой вариант использования отряда уже не вызвал у Степана Осиповича чувства отторжения. Более того, обсудив его со своими офицерами, он пришел к выводу, что принятое решение, предложенное в письме Руднева на имя Алексеева, пожалуй, наиболее разумное в сложившихся обстоятельствах. Таким образом был заложен фундамент будущего взаимопонимания между наместником и Макаровым.

В мире Вадика Макаров настаивал на остановке всего отряда и последующем продолжении похода на восток, Алексеев же, в целом разделяя такую прозицию, не добился этого через голову ГМШ, в итоге чего Вирениус вернулся на Балтику. Отсутствие реальной поддержки наместником, было воспринято Макаровым как личная обида. Затем ответ – снятие Чернышова, старого соплавателя Алексеева с "Севастополя" за аварию, когда при входе на рейд столкнулись и были повреждены сразу три (!) броненосца, и понеслось… Но ненадолго – до гибели Степана Осиповича в момент катастрофы "Петропавловска".

Когда Алексеев спросил Вадика, в чем смысл заставлять броненосец и три крейсера, способные значительно усилить наличные силы в Артуре и Владивостоке, или неизбежно вскоре отряженную сюда вторую эскадру, раздергивать лишний раз машины ловя купцов, то Вадик скромно предположил какой может быть реакция на британской бирже при известии о русских крейсерах, досматривающих и топящих британские же торговые пароходы. И попутно изложил свои мысли об организации против Японии биржевой войны…